Читать книгу - "Расколотое небо - Светлана Талан"

Иван Михайлович любил лозунги. Верил, что меткая надпись на красном сдвинет сознание крестьян, хотя и понимал: большинство людей, которые придут на собрание, неграмотны. Его мало беспокоило, что лозунг прочитает меньшинство, поэтому он собственными руками старательно сделал надпись на красной ткани: «Кто не вступит в колхоз, станет врагом советской власти». Иван Михайлович даже вспотел, пока вывел последнюю букву. Вытерев пот на лбу платком, сделал последний штрих – поставил в конце надписи большой жирный восклицательный знак. Мужчина сел на стул, любуясь своим творением. Неплохо было бы написать что-то из слов товарища Сталина, который недавно объявил переход к полной ликвидации кулачества как класса, но, хорошенько подумав, решил пока что воздержаться. Кто знает, что у этих куркуляк на уме?

Коммунисты обошли все дворы, провели большую разъяснительную работу, выявили, что часть крестьян уже готова хоть сейчас написать заявление о вступлении в колхоз. Кое-кто колеблется, но это дело времени. Тревожило почти открытое враждебное отношение некоторых крестьян к созданию колхозов. Но Лупиков не из тех, кто так просто сдается или отступает. И пусть его фамилию переиначили, сделав посмешищем, – он потерпит и дождется своего часа. Его обидчики еще не знают, какой он стойкий, выдержанный и настойчивый коммунист. Сопротивление кулаков будет сломлено – Иван Михайлович был в этом уверен. Главное, чтобы большинство крестьян написали заявления, а с меньшинством он управится.

– Товарищи! – торжественно произнес Иван Михайлович. В помещении, где завис серовато-прозрачный едкий табачный дым, наступила тишина. В оратора впились сотни любопытных глаз крестьян, которых созвали на собрание. – Свое выступление хочу начать со статьи товарища Сталина, который констатировал, что в настроении крестьян произошел перелом в пользу колхозов. Хочу отметить, что нами была проведена большая работа с каждым односельчанином. Мы выявили, что есть много сознательных людей, которые правильно понимают политику нашего государства. Колхозам быть! – Он захлопал в ладоши.

Его поддержали коммунисты и комсомольцы, сидевшие на сцене за столом, однако в зале царила тишина. Докладчик продолжил описывать все преимущества общего хозяйства, но языкастый старый Пантелеймон не удержался, брякнул: «Есть будем всем селом из одной миски?» Его слова сдвинули лед молчания, послышались смешки и разговоры. Чекист с некоторым раздражением призвал к тишине и продолжил доклад.

Сзади, на последней скамье, сидели все Черножуковы. Крайней в ряду, рядом с Варей, примостилась Ганнуся. Девушка нарядилась празднично: запахнулась цветастым платком, обула подаренные сапожки; чтобы видны были новые красные бусы, расстегнула кожух. Когда выступающего понесло и он начал угрожать тем, кто «вцепился в свое хозяйство руками и ногами», Варя тайком взглянула на отца. У Павла Серафимовича руки сжались в кулаки, даже косточки побелели. Рядом с отцом – бледная как мел мать. Варе стало страшно. По привычке она хотела взять под руку подругу, но та отстранилась.

Зал то замирал в тишине, то взрывался возгласами и возмущением, то заполнялся безудержным хохотом. Наконец Лупиков подошел к основному – записи в колхоз – и предложил присутствующим высказаться.

– Я вам так скажу, – подала голос с места Одарка, – мне нечего делать в вашем колхозе. Я – вдова, у меня пятеро детей, но они у меня сыты и одеты. Имею хозяйство, с которого кормлю свою семью, огород, небольшой надел под рожь. Мне нужно обрабатывать все это, смотреть за детьми, стирать им, готовить есть. Так когда мне еще ходить на работу? С кем оставлять малышей? Сдать коровок в общее хозяйство? А чем поить детей?

– У тебя сиськи – как вымя у коровы, хватит молока всем! – крикнул какой-то мужик. Кто-то засмеялся, но женщина даже не улыбнулась шутке.

– Оно-то так, – продолжила она, – но, извините, я все же не корова, моего молока на всех детей не хватит. Поэтому вы здесь спорьте сколько угодно, а мне пора: дети дома одни остались.