Читать книгу - "Дочки-матери. Наука любви и ненависти - Катерина Шпиллер"

Они били животных. Можно сказать, избивали. Изо всех сил, одной рукой крепко прижимая к полу, а другой нанося удары. Приучать в конце концов удавалось, что да, то да. Но… как же они могли? Антония представила, что бьёт Томуса и чуть не получила инфаркт. Она схватила котика, прижала к лицу и начала его страстно целовать, будто вымаливая таким образом прощение у тех уже давно умерших зверей.

А ведь это Таська ей напомнила… Звонит она как-то поутру, чтобы узнать, как дела у родителей и малыша Томуса, и вдруг спрашивает немножко робко:

— Мам, а что у него с туалетом… он… в нужное место ходит? Не гадит?

— Ну, было пару раз, сейчас уже нет! Он — умница!

— Ма… вы только его… не бейте, пожалуйста… если он…

— Что-о-о?! — Антония аж задохнулась. — Бить? Ты соображаешь, что говоришь? Когда это мы… — и осеклась. Дочь вздохнула:

— Ну, ты ж помнишь… я и подумала… не надо… он может быть слабенький…

Антонии тогда пришлось принять ударную дозу валокордина — так ей стало нехорошо, больно, страшно. Почему же в прошлом она была такой… ужасной? Почему ей не было жалко тех животных, а сейчас она просто умирает над этим Томусом с выпяченным подбородком и кривым прикусом? Почему? Что в ней изменилось? Отношение к животным? Отношение к жизни вообще? И как она могла быть чудовищем?

Да, в первый и последний раз в жизни Антония подумала о себе таким словом — чудовище. Это было ужасно. С одной стороны…

…А с другой — её обрадовали собственная эволюция и сознание, что она так поменялась в правильную сторону. Она потом очень много думала над собственной эволюцией и над чувством любви и милосердия в принципе. Сладко об этом думалось — с высоты нынешнего понимания и лёгкого презрения к тем, кто ещё на эти высоты не поднялся. Интересно было мысленно наблюдать за собой, как она, год за годом, поднималась к вершинам любви ко всему живому и сущему. Это было красиво и очень духовно, нравственно. Этим можно было любоваться.

Словом, Томус очень сильно изменил жизнь Антонии, можно даже сказать, наполнил новым смыслом. Поэтому в их доме был настоящий траур, когда котик умер. Было так плохо, так ужасно, что не хотелось дальше жить… Именно поэтому вскорости в доме появился Мурз: ну, невозможно как хотелось прижимать к себе тёплое пушистое тельце, слушать его мурчание и носить на руках. Мурз был крепкий и здоровый, «из скандинавов», как любила подчёркивать Антония. Любовь вспыхнула с новой силой.

Именно эти два существа — Томус и Мурз, натолкнули её на мысль «поговорить» с дочерью и донести до неё всё то, что Антония о ней думает, с помощью котов. И этим самым нанести весьма-весьма болезненный удар.

Таська с самого малолетства была сумасшедшей кошатницей. Дошкольницей она ходила по округам «спасать котят»: девочка была убеждена, что везде есть выброшенные злыми людьми кошачьи детки, которых надо спасать и нести домой. Пару раз притаскивала… К счастью, у малюток оказывались вполне живые и заботливые мамаши, кормившие деток своим молочком. Дочь каждый раз горько плакала, когда ей приходилось расставаться со «спасённым».

Когда ей было лет пять или шесть, у них в доме стали появляться коты с постоянной пропиской. Сначала кто-то не шибко умный из приятелей принёс котёнка в подарок, а потом, после трагической гибели первого котяры из-за падения из окна, как-то уже повелось, что в доме должно быть хвостатое животное. Гошке было всё равно, а Тася прямо умирала от счастья из-за каждого усатого. Смешная, она пыталась сочинять стихи, посвящённые кошкам, она придумывала, что кошки — это такие боги, которые управляют всей жизнью на Земле. Стоило на улице услышать даже слабенько различимое «мяу», как Таська начинала тянуть шею, вертеть головой, метаться и искать «бедную кошечку».

Когда дочь стала уже совсем взрослой и чужой… да что там миндальничать — врагом она стала, натуральным, полноценным недругом, — Антонии пришла в голову потрясающая мысль: любимых дочкиных животных превратить в её ненавистников (в книге, разумеется), придумав особенную литературную историю. Это будет неприятно для дочери, даже больно, несомненно больно. А Антония не просто выскажет «фе», что, возможно, уже не очень и тронет Таську, но царапнет её кошачьми когтями прямо по сердцу. И плевать на то, что Томус, «судьбоносный» Томус, тот, кто буквально перевернул сознание Антонии, появился в их доме именно благодаря Таське. Можно сказать, она была его «крёстной мамой». Ну и что? Тем больнее будет гадине. Какие могут быть сантименты с врагами!