Читать книгу - "И как ей это удается? - Эллисон Пирсон"

— Я работаю с человеком в целом, Катя. Можно называть вас Катей? Только после того как мы освободим мозг, можно перейти к телу, постепенно приспосабливая разные его части друг к другу, пока не научим их вести мирный диалог.

— Видите ли, — пытаюсь объяснить я по возможности мирно, — у меня туго со временем. Если вы научите мышцы живота хотя бы «здрасьте» мне по утрам говорить, это будет здорово.

— Вам незачем объяснять, что вы крайне занятой человек, Катя. Я это сразу поняла, только увидев вашу голову. У вас невероятно тяжелая голова. Бедная, бедная голова. А мышцы шеи?! Шире круги! Свободнее! Свободнее! Они с трудом держат голову, что в свою очередь рождает поистине невыносимое напряжение в поясничной области.

С чего я взяла, что за свои деньги получу удовольствие? Через тридцать минут мне кажется, что следующую встречу придется назначать спецу по бальзамированию. Фэй тем временем, уложив меня ничком на пол, предлагает вообразить, что я отдыхаю в гамаке. Воображению мешают досужие мысли о шпионах и предателях, из которых персональный палач за двадцать пять фунтов в час пытками вытягивает все их секреты. Если верить Фэй, это упражнение поможет «перегруппировать позвоночник», самый жалкий позвоночник из всех, с которыми ей приходилось работать.

— Отлично, Катя, отлично. Превосходно! — радуется она. — А теперь медленно заводим руки за голову и повторяем за мной. Борьба-а-а не доводит до добра-а-а. Борьба-а не доводит до добра-а.

07.01

Фэй отбывает. Поистине невыносимое напряжение немедленно охватывает поясничную и все прочие области. Я угощаюсь глубокой тарелкой хлопьев с медом и орехами: тренировка и диета несовместимы. Приткнувшись за кухонным столом, вдруг настораживаюсь от незнакомого звука — скрежещущего, шипящего, бьющего по нервам. Откуда?.. Господи, да это же… тишина. Полное отсутствие звуков — вот что давит на уши. Еще пять минут, целых пять минут я впитываю в себя тишину, прежде чем кухня наполняется утренними воплями Эмили и Бена.

Всякий раз после праздников детей от меня не оторвать. Вместо того чтобы пресытиться маминым обществом, они льнут ко мне с алчностью новорожденных. Такое впечатление, что чем дольше они со мной, тем больше я им нужна. (Собственно, так оно, наверное, и есть. Ведь чем больше спишь, тем больше хочется, чем больше ешь, тем сильнее голод, чем больше трахаешься, тем ненасытнее страсть.) Принцип «время — деньги» моим детям явно недоступен. С тех пор как мы вернулись от родителей Ричарда, каждый мой уход из дома превращается в сцену расставания навеки. Бен багровеет и заходится в возмущенном оре. А Эмили по ночам кхекает и кхекает, пока ее не начинает рвать. Я рассказала об этом Поле, но вместо утешения услышала победоносное: «Внимания требует». (Которого нет, понятное дело.)

К тому же Эмили постоянно просит поиграть с ней, и в самое неподходящее время, как будто на прочность проверяет — в надежде, что я провалю экзамен. Вот и сегодня утром, пока я пыталась дозвониться до врача и записаться на прием, она цеплялась за мою юбку:

— Мам! Что я вижу — назовешь, если с буквы ты начнешь…

— Мне некогда, Эм.

— Ну ма-ам! Что я вижу — назовешь, если с буквы ты начнешь… «Б»!

— Бутылка?

— Не-а.

— Бегемот?

— Не-а.

— Брат?

— Не-а.

— Не знаю, Эмили. Сдаюсь.

— Бидео!

— Видео, Эмили. Это слово не на букву «б».

— Нет, на «б».

— Слово «видео» начинается на букву «в». Как «вагон». Или «вулкан». Или «виолончель». Называй букву правильно, а то я до второго пришествия не отгадаю.

— Оставь ты ее в покое, Кэти, ребенку всего пять лет, — замечает Ричард. Он только что спустился из спальни, волосы еще влажны от душа, но он уже старательно вырезает новогоднюю маску с оборотной стороны пачки хлопьев «Фростиз».

Шлю ему уничтожающий взгляд. Хоть бы раз меня поддержал. Никакой на него надежды в плане совместной обороны.

— Если не я, то кто ее научит? Святоши школьные? Да им какую букву ни назови — все годится.

— Бога ради, Кейт! Это детская игра, а не «Кто хочет стать миллионером».

Рич больше не смотрит на меня как на тихопомешанную. Судя по убегающему вбок взгляду и подрагиванию бровей, он обмозговывает, сколько я еще продержусь, прежде чем вызов «скорой помощи» станет неизбежен.

— Для тебя вся жизнь — борьба, верно, Кейт?

— Жизнь и есть борьба, Рич. Странно, что ты до сих пор этого не понял. Кто-то у тебя из-под носа такси уводит, кто-то жену, а кое-кто клиента, только чтобы доказать, что тебе он не по зубам.

Загружая посудомоечную машину, я вспоминаю Фэй с ее мантрой. Как она там звучала? «Борьба не доведет до добра». В «ЭМФ» ей пришлось бы излагать иначе: «Борьба-а избавляет от дерьма-а». Или «Без борьбы-ы нам кранты-ы».

— Мам, можно включить бидео? Ну ма-ам, можно бидео?

Эмили, вскарабкавшись на кухонный стол, пытается присобачить заколку с волос Барби к моим.

— Сколько можно повторять, за завтраком бидео… господи, видео не смотрят!

— Кейт, притормози. Я серьезно, тебе это позарез нужно!

— Нет, Ричард. Если мне что и нужно в данный момент, так только вертолет. Я на десять минут опаздываю к врачу, а значит, на конференц-связь с Австралией мне точно не успеть. Телефон «Такси-Пегас» на столике. Будь так добр, закажи машину, только попроси не присылать это чучело в «ниссане».

И слепому видно, что Ричард лучше, чем я. Но в страданиях и в горьком опыте я дам ему фору, и это свое знание я держу при себе, как наточенный кинжал. Думаете, почему я гораздо строже с Эмили, чем Рич? Да потому, что боюсь, как бы Ричард не вырастил наших детей для жизни в мифической стране. Там, где говорят «После вас» вместо «Я первый!». Люди там лучше, добрее, согласна, но это не та страна, где я живу и работаю.

У Ричарда было счастливое детство, а счастливое детство — оптимальный, если не единственный способ стать счастливым взрослым, но никуда не годная подготовка к жизни. Нужда, одиночество, долгие ожидания автобуса под дождем — вот двигатели жизненного успеха. Ричард — яркий тому пример. Достаточно вспомнить его абсолютное неумение хитрить, его сочувствие к клиентам, которым он регулярно сбрасывает цену, или его абсурдный оптимизм, дошедший до покупки эротического белья для жены, которая с рождения первого ребенка укладывается в супружескую постель в футболке шестидесятого растянутого размера с мордой таксы на груди.

С родителями такое происходит сплошь и рядом. Он теперь папуля, я мамуля, и поиски времени на то, чтобы побыть Ричардом и Кейт, как-то выпали из обязательной программы, заняв место среди «прочих дел», где-нибудь между получением пропуска на парковку и выбором новой дорожки для лестницы. Однажды Эмили — ей тогда было не больше трех, — застукав нас целующимися на кухне, отчитала родителей, как королева Виктория лакея, который сунул палец в бокал с ее портвейном.