Читать книгу - "Златоуст и Златоустка - Николай Гайдук"

Иван Великогрозыч и профессор нашли себе укромное местечко – в густой тени под неохватными кокосовыми пальмами. Какое-то время молчали. Каждый думал о чём-то своём.

– Солнцежары! – с нежностью заговорил профессор. – Сто лет я не был там. А теперь-то уже и подавно…

– Где? Где вы не были?

– Родная деревня моя – Солнцежары. – Профессор назвал заповедную область, где находилась деревня, и опять вздохнул. – Там, правда, солнце не жарило так, как здесь, но кто-то назвал: Солнцежары. Здорово, не правда ли?

– Народ-Златоуст. А у меня – Изумрудка. Тоже неплохо, да?

Профессор снял свои разнокалиберные очки, протёр помятым и потасканным носовым платком. Лицо его вдруг сделалось таким серьёзным, будто бы взошёл на кафедру.

– Ну-с! – негромко начал, водрузив очки на переносицу, прорезанную глубокой морщиной. – Что будем делать, любезный? Как будем жить? На Большую Землю на большом корабле мы с вами плыть отказались. Значит, надо нам подумать о весёлой нашей перспективе.

Согласно покачав головой, Великогрозыч спросил:

– А сами что думаете по этому поводу?

– Ботаникой хочу заняться! – Профессор с детской улыбкой посмотрел на цветы, на травы, поникшие от солцежара. – Тут раздолье ботаникам!

– Ну, да. – Машинист ухмыльнулся. – Хоть становись на четыре копыта и жуй.

Они посмеялись, но как-то невесело. Великогрозыч обратил внимание на солнце, золотым копьём пробившее тень густых деревьев.

– Ты, гляди, как жарит! Это где же мы приземлились? Как будто в районе экватора. Хотя по карте экватор, кажется, был далеко. И вообще… Мне бы не хотелось на экваторе. У меня мозги вскипают на жаре.

Клим Нефёдыч засмеялся почти беззвучным смехом. Прищурился, глядя на небо.

– А мне так здесь, ей-богу, по душе. Стану бабочек ловить, изучать ботанику.

– Бабочками не прокормишься. А у нас продуктов немного в поезде.

Профессор широко развёл руками, словно стараясь обнять округу.

– Батенька! Вы находитесь в раю. Какие проблемы? Тут как в магазине, чего только нет! Кофе, какао, гвоздика, корица. Смотрите сюда. Вот авокадо. Кардамон. Бананы. Арахис. Ананас. А вот сюда смотрите. Сахарный тростник, мускатный орех, ваниль, кунжут, тамаринда…

– О, господи! Ну, всё! Я, кажется, объелся! – Великогрозыч изумлённо посмотрел на профессора. – И откуда вы всё это знаете?

– А вы что думали? Что я купил профессорскую степень? Жара усиливалась. Дрожащий воздух вдалеке стал переливаться, приобретая всевозможные оттенки разнотравья и разноцветья, над которыми закипала жарынь. И вдруг перед ними – в дрожащем хрусталевидном воздухе – возник мираж. Видение. Это была Златоустка – прошла, в чём мама родила, только лишь на голове корона красовалась. Золотые, филигранью отделанные пластины лучезарно горели на солнце, готовые расплавиться и обронить драгоценные камни. И точно также – нестерпимо ярко! – на вершине короны полыхало крупное золотистое яблоко с четырьмя камнями по бокам: рубин и жемчуг, синий и жёлтый яхонты; яблоко было увенчано крупным золотым крестом, оконечности которого сияли жемчужинами; нижняя часть короны отделана собольей опушкой.

Два островитянина обалдело посмотрели друг на друга, как бы желая спросить: «Неужели ты видишь именно то, что вижу я сейчас?» А потом они – как по команде – опустили глаза. Великогрозыч тихонько присвистнул, потирая влажные виски. А профессор Психофилософский снова снял очки и едва не разбил – выпали под ноги, на траву.

– Вот тебе и солнцежары! – пробормотал он, наклоняясь за очками, сквозь которые преломилось и увеличилось яркое золото острых лучей.

Никак не ожидая натолкнуться на мужчин, притаившихся в тени деревьев, Златоустка вскрикнула подбитой птицей, всплеснула крыльями – и по земле, по камням с колокольным перезвоном покатилась металлическая посуда, только что вымытая у берега.

– Ой! – прикрываясь, девушка сконфузилась. – Я не заметила, простите.

– Ничего, – приободрил Великогрозыч. – Мы зато заметили.

– Перестаньте! – возмутился Клим Нефёдыч, протирая очки. – Я, например, человек близорукий…

– А я – близоногий, ближе ног своих не вижу, – весело признался Великогрозыч, помогая поднимать раскатившиеся металлические чашки и тарелки. – А ты, хозяйка острова, я вижу, искупалась?

Длинные мокрые волосы девушки поблёскивали капельками воды.

– Там как в бане! – сказала Златоустка, дразня белозубой улыбкой. – Теперь опять придётся идти, посуду мыть.

И девушка, всё ещё продолжая конфузиться, растворилась в дрожащем хрусталевидном воздухе, который способен рождать миражи и видения. Великогрозыч посмотрел ей вдогонку и мечтательно, протяжно заулыбался.

– А мы чего тут киснем? – спросил он, поворачиваясь. – Идёмте, искупаемся.

Клим Нефёдыч глаза опустил.

– Да я, – пробормотал, – без плавок.

– Ну, хоть в трусах, надеюсь? – Великогрозыч неожиданно развеселился и обнял профессора. – Мы же с вами теперь дикари. Папуасы. Можно хоть голышом. Или, по крайней мере, в набедренной повязке.

– Вы так считаете? – спросил профессор, внимательно разглядывая лист, только что сорванный с дерева.

– Ну, можете прикрыться этим листиком. А что вы там увидели?

– Как мудро всё устроено в природе. – Клим Нефёдыч стал рассказывать и пальцами показывать. – Для этих лесов характерны большие осадки. И вот смотрите, какой листок. Вот это – так называемый «капельный сток», чтобы вода побыстрее стекала. Мало того, что канавка придумана. Вы посмотрите, потрогайте. Эта канавка из воскового налёта.

– Это хорошо. – Великогрозыч хмыкнул. – Только я не понял: мы искупаемся или будем листики жевать?

Вода на мелководье прогрета была до самого донца – каждая ракушка обласкана лучами, каждая песчинка. Непуганая рыба – незнакомого обличья и странной расцветки – стояла на мели, стараясь держаться голубоватой тени от скалы. Песок под ногами – когда вошли в лагуну – показался не мокрым песком, а словно бы сухим, прогретым на вершок. Забывая обо всём на свете, резвясь, как дети, они пытались голыми руками рыбу ловить, но это оказалось делом бесполезным. Крупная рыба, словно отлитая из серебра и червленая золотом узорных плавников, лениво и сонно стояла в затени, едва-едва работая малиново-красными жабрами, но стоило приблизиться руке человека – откуда только прыть бралась у этого литого живого серебра.

– Бесполезно, – сказал профессор. – Они тут не дурнее нас. Великогрозыч «острогу» нашёл на берегу – длинную палку, с одного конца заострённую. Медленно шагая по мелководью, не дыша высматривая скользкую добычу, «первобытный охотник» с удивительной ловкостью умудрился наколоть на острогу штуки четыре крупных рыбины и ещё с десяток мелюзги.

– Хватит для первого раза, – объявил не без гордости. – Уха будет на ужин.