Читать книгу - "Человек, который плакал от смеха - Фредерик Бегбедер"

Я спрашиваю себя, что буду хулить завтра утром. Мечтаю об аполитичном юморе. Хотелось бы озвучить антиобзор. Текст настолько несуразный, не соответствующий ничему на свете, чтобы никто ничего не мог понять. Война юмора на France Publique сводит в борьбе не правых и левых (здесь все левые), а два других, безнадежно оппозиционных друг другу лагеря: юмор ангажированный и юмор абсурдный. «Паяцы Инфо» против «Необходимой минуты господина Циклопеда»^[131]. Американский комик Дэвид Леттерман против британской комик-группы «Монти Пайтон»^[132]. Карикатуры Charlie Hebdo против рисунков из New Yorker^[133]. Ян Бартес против Криса Эскера^[134]. Стефан Гийон^[135] против Джонатан Ламбера^[136]. Лоран Жерра^[137] против Стефана Де Гродта^[138]. Николя Кантелу^[139] против Франсуа Роллена^[140]. Le Groland^[141] или Пальмад?^[142] Выбирай свой лагерь, товарищ! Завтра утром я хочу смешить, не посылая никакого месседжа, не реагируя на актуальные новости. Мне остохренел «сопротивленческий смех», столь дорогой сердцу Жан-Мишеля Риба^[143]. Предпочитаю смех, который «положил с прибором» на весь мир. Ги Бедосу^[144], пробующему осмеять власть, я предпочитаю Энди Кауфмана^[145] — он дестабилизирует общественное устройство, клянча в прямом эфире деньги на лечение рака своей жены. Существует фундаментальная разница между двумя категориями шутников. Первые хотят озвучить послание, вторые, как объяснил мне однажды Джонатан Эймс^[146], автор телесериала «Скучно до смерти», говорят: «Мое сообщение о том, что сообщения нет». Речь не про сатиру, а про wit — остроумие в британском духе, завезенное в XX веке на Манхэттен Дороти Паркер^[147], Гарольдом Россом^[148], Робертом Бенчли^[149], Харпо Марксом^[150], Солом Стейнбергом^[151] и Роз Част^[152]. Я люблю вневременные шутки на тему человеческой натуры, сегодняшнего утра, которые выйдут из моды в три часа дня. Вспоминаю «Насмешку» Патриса Леконта, фильм, сформулировавший проблему французов. 1780 год, двор Людовика XVI. Аристократ возвращается из Лондона и рассказывает в Версале, где в садах и парках, посреди аккуратно подстриженных газонов, звучат озорные и убийственно коварные остроты: «У них там есть одна вещь, которую они называют юмором». Придворные озадачены. У нас во Франции смех не метафизичен, как у англосаксов, так почему же мы стремимся подражать им? Моя любимая шутка Боба Манкоффа (он двадцать лет был патроном рисовальщиков в New Yorker) непереводима: «Мы с моим издателем не всегда находимся на одной волне. Я мечтаю о шестизначном авансе, а он отказывается читать мою рукопись». Вуди Аллен никогда не откликается на «актуальные события». Как не превратиться в священника Дона Камилло^[153], в шансонье или имитатора? Некоторые из нас иногда бывают забавными, но мы, судя по всему, взаимозаменяемы, будто все окончили одну и ту же школу эффективного смеха. Скоро появятся школы юмористов. Вот увидите, Высшая коммерческая школа откроет специальное отделение (Высшую комическую школу). В Канаде такая уже есть! В 1988-м в Монреале была основана Национальная школа юмора. Квебекцы всегда чуть впереди нас^[154]. Пошлю-ка я им резюме, может, возьмут меня на преподавательскую должность?