Читать книгу - "Александр Маккуин. Кровь под кожей - Эндрю Норман Уилсон"

Проработав в ателье Anderson & Sheppard около двух лет, Ли начал опаздывать или вообще не являться на работу.

Непунктуальность Маккуина начала вредить общему ходу дел. Если он не завершал определенную операцию к сроку, это означало, что и другие сотрудники не могли вовремя выполнить свою работу. «У нас бесполезно было ссылаться на опоздавший автобус; значит, надо было выйти раньше, – говорит Хичкок. – Кон попросил меня переговорить с ним, так как поведение Ли очень удручало его. Я сказал ему, что он подводит других, а он вспылил и хлопнул дверью. Мы его не увольняли, он ушел сам. Позже мы узнали, что тогда у него заболела мать, но, если бы он сказал об этом, ему бы дали неделю отпуска».^[168] Когда журналист Линн Барбер связалась с ателье Anderson & Sheppard, чтобы включить их отзыв о Маккуине в свою статью в газете «Обсервер» в 1996 году, она поняла, что там Маккуин оставил по себе не слишком хорошие воспоминания. Норман Халси заметил: «Жаль, что нас поминают по поводу и без повода, но у нас его никто не помнит. Возможно, он проработал здесь всего несколько недель. Есть армейское выражение, которое я бы употребил, не будь вы дамой, – не нужно зас… мозги. Не знали такого?»^[169]

Из ателье Anderson & Sheppard Маккуин перешел дальше по Савил-Роу, в Gieves & Hawkes, где стал учеником закройщика. Он начал работать 11 января 1988 года и провел в ателье чуть больше года. «Конечно, я помню, как он у нас работал, – говорил в 1997 году Роберт Гив. – К сожалению, мы не заметили в нем ничего выдающегося; мы не собирались оставлять его у себя. Но он отличался необычайной пытливостью, все время забрасывал нас вопросами. Почему это, почему то, зачем делать вырез здесь, а не там, что лучше – подчеркнуть грудь или талию? Его характер проявлялся в том, как он работал и как говорил».^[170]

Маккуин уверял, что в ателье Gieves & Hawkes царила атмосфера гомофобии, и в конце концов именно поэтому он в марте 1989 года вынужден был уйти оттуда. «Я пошел к главе фирмы и пожаловался на недопустимость сложившегося положения, – говорил он. – Так как ничего не изменилось, я ушел».^[171] Он устроился вне штата в компанию Berman & Nathan, которая занималась изготовлением театральных костюмов. Ему довелось поработать над такими постановками, как «Отверженные» и «Мисс Сайгон». «Ли работал над костюмами для «Мисс Сайгон», а я занимался реквизитом, – вспоминает Эндрю Гроувз. – Мы даже не понимали этого, пока не познакомились».^[172] Хотя позже Ли уверял, что тамошняя обстановка вызывала у него отвращение – «Меня окружали женоподобные геи, да и вообще я терпеть не могу театр»,^[173] – Гроувз считает, что короткий период работы над крупными театральными постановками оказал влияние на его показы. «Его мышление было сходным с моим – если хочешь сделать шоу, оно должно быть зрелищным. Надо, чтобы зрители расходились, восклицая: «Ух ты!» – или испытывали ужас, или отвращение, или восхищение, а не просто: «Ах, какая красивая юбка!»^[174]

Для пополнения скудного дохода Маккуин подрабатывал и в «Отражениях», пабе напротив своей старой школы в Стратфорде. К тому времени паб сменил хозяев, и, по словам Арчи Рида, человека, который позже станет близким другом Маккуина, «это был самый крутой паб в Ист-Энде». Там, например, регулярно собирались члены «Интер сити фирм» (ICF), хулиганской футбольной группировки, основанной болельщиками клуба «Вест Хэм юнайтед». Какое-то время владельцами паба были близнецы Крэй, контролировавшие большую часть организованной преступной деятельности в Ист-Энде на рубеже 1950–1960-х годов. Позже в паб стали допускать смешанную публику, в том числе геев. «Когда там закрывали двери, становилось страшно, – вспоминает Арчи. – Там случались драки, секс и все на свете». Арчи помнит, как Ли ходил по залу и собирал стаканы, опустив глаза в пол. «Мне стало интересно, почему он не смотрит в глаза, – вспоминает он. – Позже я спросил его, почему так, и он ответил, что даже не глядя видит все, что происходит. Еще я спросил, почему он там работает, и он ответил: «Мне нравится все, что там происходит. Только что два парня целуются, рядом целуются две девицы, рядом – парень и девица». Там случалось много преступлений и много драк».^[175] После того как Ли увидел в одном журнале статью о дизайнере Кодзи Тацуно, родившемся в Токио и обосновавшемся в Лондоне, он решил попасть к нему в ателье. На собеседование он явился в суженных брюках, кожаной куртке, с куском атласа на шее. «Я выглядел полным психом», – вспоминал он позже.^[176] Хотя Тацуно нанял Маккуина лишь стажером на срок меньше года, он оказал огромное влияние на двадцатилетнего Ли. Тацуно, которого тогда поддерживал Ёдзи Ямамото, славился своей любовью к экспериментам. Он стремился вывести ткань из состояния двухмерной безжизненности, превратить ее в трехмерную скульптуру. В 14 лет он убежал из дома, а через пять лет приехал в Лондон как закупщик антикварной фирмы. В 1982 году он запустил линию одежды под собственным брендом Culture Shock («Культурный шок»). Это название также обладало особой притягательностью для Маккуина. А то, что Тацуно не получил официального образования, позволило ему стать творцом уникальной эстетики. «Я люблю творить спонтанно, – говорил он в 1993 году. – По традиции начинают с раскроя ткани на плоскости, но этот процесс, по-моему, никак не связан с фигурой». Вместо обычных операций он приучался так соединять материю и фигуру, на которой она сидела, чтобы получался определенный образ; позже его примеру последует Маккуин.^[177] «Его творчество было основано на британском искусстве кроя с примесью авангарда, и мне казалось, что в Лондоне ничего подобного больше нет», – говорил Ли.^[178] Маккуин работал в студии Кодзи в Мейфэре, на Маунт-стрит, и именно там он научился кроить без выкройки. «Мы никогда не говорили о трендах или модных течениях, – сказал Кодзи. – Меня, как и его, привлекало портновское искусство Савил-Роу, но хотелось не просто творить в традиционном русле, а сотворить что-то новое. Мое первое впечатление о нем – он казался немного странным. Я сразу понял, что его привлекает обратная, так сказать, темная сторона красоты, которая влекла и меня».^[179]