Читать книгу - "Александр Маккуин. Кровь под кожей - Эндрю Норман Уилсон"

Кроме того, Ли начал экспериментировать с фотографией, видом искусства, который всегда привлекал его. На одном снимке, который теперь находится в собственности Джанет, запечатлен его племянник Гэри в пальто, которое ему велико. Он стоит у стены, на которой мальчики Маккуины намалевали свои имена белой краской.

Когда Джанет – которая стала водителем такси, как ее отец, – приходилось работать ночами, Ли часто сидел с ее сыновьями, Полом и Гэри. «После того как умер отец, он часто приходил к нам и приносил с собой фильмы ужасов, которые мы смотрели вместе, – вспоминает Гэри, который позже работал в отделе мужской одежды компании McQueen дизайнером по ткани. – По-моему, фильмы ужасов оказали сильное влияние на его творчество. Бывало, он гонялся за нами по дому и старался поймать нас; еще он уверял, что под нашей кроватью живет старуха. Он часто громко, истерически хохотал. Еще он делал много набросков. Помню, он рисовал капусту, разных чудовищ и наряды – много нарядов. Он рисовал голых мужчин и женщин, а еще птичьи перья и птиц. Он любил и нас наряжать; обычно возился с моими волосами, которые в то время напоминали воронье гнездо. Он мне нравился, у нас с ним много общего. Я, как и он, любил рисовать; это нас объединяло. У меня был более мрачный склад характера, чем у брата, – по-моему, он слегка пугал Пола, – но мне пришлось по душе его чувство юмора». Однажды Гэри превратил изголовье своей кровати в надгробную плиту, дополненную буквами RIP («покойся с миром»), и терпеливо ждал, растянувшись на ней и закрыв глаза, когда в комнату войдет бабушка Джойс. Испытав вначале потрясение, Джойс задала внуку «хорошую порку».^[147]

Пол вспоминает, как дядя поднимался по лестнице и кричал: «Я иду за вами!» Ли любил, когда ему потакали; он платил племяннику пятьдесят пенсов, чтобы тот массировал ему стопы. Душистые лосьоны ему не нравились – «от ног должно пахнуть только потом», – говорил он. В тот период, по словам Пола, друзей у Ли было немного – «ровесники шарахались от него из-за его ориентации».^[148]

В годы учебы в Уэстхемском техническом колледже Маккуин выбрал несколько своих вещей для участия в показе мод. Сегодня Джанет жалеет о том, что не посетила это событие, но «положа руку на сердце, тогда никто из нас не думал, что Ли станет одним из величайших дизайнеров всех времен».^[149] Помимо учебы, он подрабатывал тогда в закусочной, где готовили пироги с картофельным пюре.

По словам Маккуина, однажды в 1986 году он был дома на Биггерстафф-Роуд, когда увидел по телевизору передачу о том, что портновское искусство находится на грани вымирания. По словам репортера, никто не хочет идти в ученики закройщика на Савил-Роу, где находятся ателье дорогих мужских портных. И мать сказала ему: «Почему бы тебе не пойти туда и не попробовать?»^[150] В 1997 году Джойс вспоминала: «Он всегда хотел стать дизайнером… но после того, как бросил школу, не знал, чем заняться. В нашей семье кое-кто занимался портняжным делом, поэтому я просто сказала ему: «Знаешь, пойди и попробуй».^[151] Вдохновленный матерью, Ли сел в поезд метро, доехал до остановки «Бонд-стрит» и прошелся по красивым улицам Мейфэра до дома 30 на Савил-Роу, где находилось ателье Anderson & Sheppard («Андерсон и Шепард»). «После школы я почти ничего не умел, поэтому и решил, что лучше всего будет научиться кройке и с этого начинать», – сказал он.^[152] Фирма Anderson & Sheppard была основана в 1906 году Питером (или Пером) Густавом Андерсоном, протеже Фредерика Шолте, портного Эдуарда VIII, который прославился так называемым «драпированным кроем» мужских пиджаков, и закройщиком брюк Хорейшо Шепардом. «Пиджак Шолте свободно сидел на груди и в плечах, что бросалось в глаза, однако отличалось изяществом, – писал один историк моды, – область груди стала расширенной до такой степени, что в районе проймы образовывалась небольшая вертикальная складка. Верхняя часть рукавов также была расширена, благодаря чему они не сковывали движения, но проймы оставались небольшими, удерживая пиджак на месте и не давая воротнику отделиться от шеи владельца, когда тот поднимал руки. Плечи не были подбиты и повторяли естественные очертания фигуры владельца». Anderson & Sheppard приписывали свой успех нежеланию Шолте угождать знаменитым клиентам, «так как он считал их нежелательным сбродом». Скоро клиентами ателье стали Ноэл Кауард, Айвор Новелло, Коул Портер, Гэри Купер, Дуглас Фербэнкс-младший и Фред Астер, который, как говорят, просил, чтобы в примерочной скатывали старинный ковер: надев новый костюм, он проверял, удобно ли в нем танцевать. Еще одной знаменитой клиенткой фирмы стала Марлен Дитрих – «шили и на дам, если они носили мужские костюмы».^[153]

В тот день в 1986 году Ли, в джинсах, мешковатой майке, с нечесаными волосами, вошел в массивные двойные двери и по полу, выложенному «елочкой», прошагал в комнату, обитую красным деревом. Контраст между квартирой на Биггерстафф-Роуд и интерьером здания в стиле неоклассицизма не мог быть более разительным, но бьющее в нос богатство не запугало его. «Он был не робкого десятка», – сказал Джон Хичкок, работавший в ателье с 1963 года. Ли сказал облаченному в костюм человеку, стоящему у длинного стола, заваленного дорогими твидовыми тканями, что хочет поступить в ученики. Вскоре для беседы с новичком спустился Норман Халси, старший продавец, позже ставший коммерческим директором. Красивый пожилой мужчина с орлиным носом и серебристыми волосами отличался проницательностью; после беседы с семнадцатилетним парнем он принял его на работу. Ученикам платили не очень щедро; Маккуину предложили несколько тысяч фунтов в год – примерно столько стоили три костюма, пошитые в ателье Anderson & Sheppard. «Когда он пришел, было очевидно, что он ничего не знает, он был чистым холстом», – сказал Хичкок, нынешний директор-распорядитель ателье, который в середине – конце 1980-х годов работал закройщиком.^[154] К Ли приставили мастера-наставника – Корнелиуса О’Каллагана. Маккуин называл его «мастером-портным».^[155] Строгий ирландец, которого служащие звали «Кон», считался одним из лучших закройщиков «верха» (так на Савил-Роу называют пиджаки). Часы работы были фиксированными. Ли должен был приходить к 8:30 утра и работать до 5 вечера. В первый день ему дали наперсток, который он надел на средний палец правой руки, лоскут материи и нитку и показали основы стежки. «Новым ученикам нужно было тренироваться [в стежке. – Э. У.], и им приходилось делать это постоянно, – говорит Джон Хичкок. – Ученик делал тысячи и тысячи стежков, и, хотя это занятие быстро приедалось, им нужно было учиться. Проведя за таким занятием неделю, ученик вскоре переходил к внутренней стежке, учился пришивать подкладку, обрабатывать карманы и лацканы. Обычно на изучение простых операций уходит около двух лет».^[156]