Читать книгу - "Мое столетие - Гюнтер Грасс"

Листы с перечеркнутыми линиями — это дело моих рук. Когда Его Кайзерское Величество сочло себя вынужденным уйти в изгнание, на мне с самого начала лежала функция заботиться о точности и порядке: четыре горизонтальных черты, одна — поперечная. Уже в первом голландском пристанище Е. В. полюбилось собственноручно валить деревья, после чего, изо дня в день — в замке Дорн, что расположен среди лесов. Эти листы я заполнял так, между делом, ибо официально я отвечал за состояние экипажей, размещенных в каретном сарае. И вот там Е. В. в плохую погоду, иногда со мной, иногда со своим адьютантом господином фон Ильземаном, про запас пилил на сажени стволы для камина в главном доме и в оранжерее, служившей домом для гостей. А вот на щепы он рубил дрова один, собственноручно, и конечно же делал это здоровой рукой. Уже ранним утром, сразу после молебна, на котором Е. В. присутствовал вместе с челядью, он уходил в лес, даже когда шел дождь. И так изо дня в день. Предположительно, рубка леса служила Е. В. для душевного расслабления уже в ставке под Спа, когда в конце октября, если можно так выразиться, спилили Людендорфа, а преемником его стал генерал Грёнер. Я еще слышу, как Е.В. пиля дрова в каретном сарае, громко бранится: «Во всем виноват этот Людендорф!» И прочие, кто был повинен в перемирии и во всем том, что за этим перемирием последовало. Иными словами, красные. Хотя также и Макс, принц Баденский, и все министры, и все дипломаты, и даже кронпринц. У гросс-адмирала Тирпица он хотел отнять Большой Черный Орден Орла, но штаб его советников во главе с Тайным советником уговорил Е.В. ограничиться внушением. Ордена раздавал Е.В. и, если мне будет дозволено заметить, порой слишком щедро, когда, например, визитеры заявлялись сразу после рубки леса, а среди них много проныр и подлипал, которые впоследствии бросили его на произвол судьбы. И так продолжалось недели и месяцы.

Поскольку в мою обязанность входило ведение листов с горизонтальными и вертикальными палочками, я могу засвидетельствовать, что уже за год пребывания на голландской земле, в Амеронге, Его Кайзерское Величество собственноручно срубил тысячу деревьев. Когда потом, в Доорне, рухнул на землю двенадцатитысячный ствол, его распилили на кругляши, из которых каждый пометили большим «W» и которые пользовались потом большой популярностью как сувенир для гостей. Увы, мне сей почетный дар не был пожалован.

Но что правда, то правда! Двенадцать и еще больше тысяч стволов. Я сохранил свои учетные листы. Для будущих времен, когда снова возродится империя, а Германия наконец проснется. И поскольку уже сейчас в рейхе заметно некоторое движение, можно все-таки питать надежду. Ибо по этой причине, исключительно по этой, Его Величество продолжал свое дело. Когда недавно народ в результате голосования напрочь отверг экспроприацию, и нам, которые как раз подвизались на рубке леса, была вручена депеша с хотя и кратким, но отрадным сообщением, возникли причины питать даже более серьезные надежды. Во всяком случае, Его Кайзеровское Величество тотчас воскликнуло: «Как только немецкий народ призовет меня, я немедля изъявлю готовность!»

Уже в марте, когда знаменитый исследователь-путешественник Свен Хедин явился с визитом, он поутру, едва ему дозволили присутствовать на рубке леса, бурно поощрял кайзера: «Кто одной лишь правой рукой валит ствол за стволом, тот и в Германии сумеет снова навести порядок!» Затем он поведал о своих путешествиях по Восточному Туркестану, по Тибету и пустыне Гоби. На другое утро Его Величество в перерыве между деревьями многократно заверил шведа, сколь ненавистна ему была война, которой он, разумеется, не хотел. Могу это подтвердить. Особенно во время утренней рубки саженных дров он снова и снова заверял уже себя самого: «Я еще совершал летнюю поездку по Норвегии, когда русские и французы уже „к но-оге“… Я был категорически против войны… Я всегда мечтал быть миротворцем… Но раз уж по-другому не вышло… Да и флот у нас не был сконцентрирован… а британский уже весь стоял под… да, да, сконцентрирован и уже под парами… Вот мне и пришлось действовать…

После этого Е.В. всегда переводил речь на битву под Марной. Он проклинал генералов, всего больше Фалькенхайна. Ему и вообще нравилось при рубке дров давать себе волю. Каждый удар — и всякий раз правой, т.е. здоровой рукой — попадал в цель. Особенно, когда заходила речь о ноябре восемнадцатого года. Раньше всего доставалось австрийцам с их неверным императором Карлом, потом на очереди были тыловые крысы далеко от фронта, затем начинающееся неподчинение офицерам и красные флаги в поездах с отпускниками. Далее он между ударами обвинял правительство, в первую очередь — принца Макса. «Уж этот мне канцлер революции!» Далее, покуда гора саженных дров все росла и росла, Его Величество переходил на свое вынужденное отречение. «Нет! — кричал он. — Это мои же люди меня и принудили, и только потом — красные!… Этот Шейдеман!… Не я покинул армию, это армия покинула меня!… Пути назад, в Берлин уже не оставалось!… Все мосты через Рейн под контролем!… Я должен был пойти на риск гражданской войны… или попал бы в руки врага… меня постиг бы позорный конец… или я пустил бы себе пулю в… Оставался единственно этот шаг через границу…»

Вот так, господин мой, и проходят наши дни. Его Кайзерское Величество кажется неутомимым. Разве что теперь он предается этому занятию безмолвно. А с меня сняли обязанность перечеркивать вертикальные палочки горизонтальными. Но в просеках, окружающих Доорн, подрастают с каждым годом молодые саженцы, подлесок, которые Его Величество готов тоже срубить, когда они достигнут нужного размера.