Читать книгу - "Мистер Бейкон и Independence Hal - Елена Мищенко"

– Греческие архитекторы обладали безукоризненным чувством масштаба. Расстояние между колоннами они корректировали в натуре на глаз в зависимости от фона. В карнизе они применяли эту курву…, ну как ее. Ну в общем кривую курву.

– Виноват! – кричал Василий Иванович. – Как вы окрестили этот термин?

– Ну, эту самую курву…

– Вы ошибаетесь. Курватура это термин, который пишется одним словом. Это невероятно интересное явление. Рад, что вы с ним знакомы. Только нужно запомнить название, а то выходит не очень этично по отношению к дамам. Виноват!

ЖЕНЯ, он же Джек или Жека. Худенький, стройненький, очкарик. Большой любитель точных наук. Любимый архитектор – Жолтовский. Любимые художники – Репин и Серов. Любил тщательные прорисовки. Очень спортивный. Чемпион института по настольному теннису. Неплохой гимнаст. Сплошная непосредственность. На проекте библиотеки прорисовал санузлы. Василий Моисеевич, рассматривая планшет, спросил:

– Это что изображено на плане?

– Мужской туалет.

– Нет, вот это вдоль стенки?

– Это, простите, писуары.

– А это, что за помещение?

– А это дамский туалет.

– А что вдоль стенки?

– Тоже писуары.

– Ничего себе, ну вы даете! – воскликнул несколько грубоватый Онащенко.

– Женщинам тоже нужно дать возможность…, – покраснел непосредственный Жека.

– Вы что, никогда не заходили в дамский туалет? Впрочем, я тоже туда не хожу. Но в ваши годы…

ВОЛОДЯ, в быту Волоха, самый старший из нас. Великолепный рисовальщик. Прошел школу жизни, которая нам и не снилась. Окончил строительный техникум и получил направление на крайний север. В его рассказах часто фигурировали экзотические названия: Тюмень, Сургут, Уренгой, Салехард, Абакан. Вспоминал дикие холода, когда плевок ударялся о землю льдинкой и нельзя было пописать на улице, так как все твое достоинство превратилось бы в сосульку. Володя был одним из лучших студентов, так как прошел на практике всю геодезию и стройпроизводство. Мог нарисовать великолепный пейзаж одним только карандашом. Любимые архитекторы: Щусев, Фомин, Гельфрейх. Любимые художники – Репин, Дега, Тулуз-Лотрек. Играл за сборную института по баскетболу.

Обо мне, дорогой читатель, вы достаточно узнали из «Лысого-1».

Кроме того, к нам примкнул мой близкий друг ЮРА. Он был на 2 курса старше нас, блестяще владел акварелью, гуашью и темперой, был одним из сильнейших на факультете. Поэтому мы его тоже определили в юзы. В сложных ситуациях с подачей планшетов или с рисунком, он всегда мог помочь. При этом он, как правило, мыслил неординарно.

Передо мной лежит книга талантливой поэтессы Юнны Мориц «Рассказы о чудесном», вышедшая в 2008 году. Когда я ее открыл в первый раз, сразу увидел что-то до боли знакомое. Это был портрет Юнны, нарисованный Юрой в 1963 году. Причем наброски он делал с натуры, потом корректировал на кальке, а окончательный вариант писал темперой на планшете у меня дома. Портрет совершенно необычный. Несмотря на большие искажения, он отличается невероятным сходством с натурой и по внешности и по характеру.

Юра, к тому же еще, был стилягой. Он носил брюки-дудочки и туфли на манной каше и был счастливым обладателем настоящей американской пластинки Дейва Брубека. Он великолепно знал джаз и достал для нас пластинку «Рапсодии в стиле блюз», которую мы прослушивали (правда фрагментарно) перед каждой официальной встречей.

Эти шесть юзов были основой БЛЮЗа. Юзонов, примкнувших к нам по разным, иногда корыстным, соображениям, было больше. Наш принцип: никому не отказывайте в необходимом общении, тем более, что три четверти нашего курса были приезжими, жили в общежитии коллективной многоголосой жизнью и мечтали о более узком и менее шумном круге приятелей.

Среди юзонов были тоже интересные личности. Например, Виктор с ударением на и. Он был человеком увлекающимся, и все свободное время посвящал изображению акварелью сцен из жизни древнего Киева. Другим юзоном был Дима, который успел повоевать два года. Когда он разделся на первом уроке физкультуры, наш Добрыйвечер ахнул – вся димина мускулатура переливалась мощными буграми, как в учебнике пластической анатомии. В спортивных секциях он участвовать категорически отказывался, но, прийдя на первенство институтов по штанге, тут же занял первое место. В юзонах у нас числились и три девушки с нашего курса: Света, Лариса и Ольга.

К нашим юзонам присоединилась даже пара с другого факультета. К нам примкнул Сеня, он же Мытя (не путать с Митей, которого звали Игорем) и его подруга Мила, она же Мэда. Мытя и Мэда – неразлучная пара, участники всех скандалов, происходивших в институте. Если на вечерних занятиях тух свет в аудитории, если срывалась лекция, так как в аудитории появлялась неуправляемая кошка, если выходил из строя микропотенциометр, так жутко обруганный Виктором – нужно было искать след Мыти и Мэды. Если на занятиях по гимнастике в спортзале появлялся молодой человек в полосатых трусах и полосатой майке и девушка в полосатом купальнике, то это, естественно, были Мытя и Мэда. Если в узком коридоре второго этажа на Пироговской появлялись два велосипеда, которые не давали никому пройти в санузел, то это были транспортные средства Мыти и Мэды. Да что там говорить! Наш пресс для раздавливания бетонных кубиков на кафедре стройматериалов, который безотказно работал с 1903 года, вдруг начал барахлить. В деканат вызвали Мытю и Мэду. В коридоре появлялись карикатуры на наше руководство, например, огромная карикатура очень смешного пузатого человека с подписью.

Кто вырастил такое пузо

Среди начальства наших ВУЗов, -

Всех ВУЗов нашего Союза?

Проректор наш И. Н. Арбузов.

Мытя и Мэда не были специалистами по карикатуре. Конечно, в этом принимал участие кто-то из наших корифеев карикатуры – или Сидоров, или Дахно, или Катанский, или еще кто-нибудь из лихих насмешников, но в деканат вызывали Мытю и Мэду.

Если произносилось где-нибудь в Москве, Новосибирске или Вологде название нашего института – КИСИ, то люди реагировали однозначно: «А, это институт в котором учатся Мытя и Мэда». Их имена писались на книгах в многочисленных библиотеках Советского Союза, причем, на книгах по биологии или филологии, то-есть, не имеющих никакого отношения к архитектуре и строительству. Их имена стали символами. Они писались на домах и заборах, они писались на скалах, ограждающих туристские маршруты. Я сам видел в Гаграх надпись «Мытя и Мэда», выполненную на высоте, доступной только альпинистам. Мы их причислили к нашим юзонам исключительно из соображений того, что это были легендарные личности, но с условием, что все скандальные ситуации, в которых они будут участвовать, должны проходить за пределами нашего Блюза.

В дальнейшем мы даже выпустили рукописную книгу, которая называлась «МЫТЯМЭДИКА – учебник для начинающих веселых архитекторов. Авторы Мытя и Мэда». Это было учебное пособие, освещающее различные дикие проказы, нелепости и небезобидные шутки, искрящиеся юношеским задором и юмором. Издание вышло в десяти экземплярах и было иллюстрировано пакостными карикатурами. На иностранные языки не переводилось.