Читать книгу - "Дерево растет в Бруклине - Бетти Смит"

Моди Донован зашла за Фрэнси, чтобы вместе пойти на исповедь. Моди – сирота – жила с двумя незамужними тетками, которые работали на дому. Они шили женские саваны для похоронной компании. Атласные саваны с бахромой: белые для девиц, светло-сиреневые для молодых замужних женщин, пурпурные для женщин среднего возраста и черные для старух. Моди принесла несколько лоскутков. Она подумала, может, Фрэнси захочет из них что-нибудь сшить. Фрэнси притворилась, что рада, но ее передернуло, когда она брала блестящие тряпочки.

В церкви стоял туман от курений и свечей. Монахини украшали алтари свежими цветами. Самые лучшие цветы достались Божьей Матери. Она пользовалась у сестер большей популярностью, чем Иисус или Иосиф. Люди выстроились в очередь перед исповедальнями. Юноши и девушки хотели поскорее освободиться и пойти на свидания. Возле кабинки отца О’Флинна собралась самая большая очередь. Он был молодой, добрый, понимающий и епитимьи налагал нестрогие.

Когда подошла очередь, Фрэнси отодвинула тяжелую занавеску и опустилась в кабинке на колени. Она ощутила присутствие древней, древней тайны, когда священник открыл крошечную дверцу, отделявшую его от грешника, и сделал крестное знамение за решетчатым окошком. С закрытыми глазами, монотонным голосом он начал быстро произносить латинские слова. Фрэнси вдыхала сложный запах благовоний, свечного воска, цветов, священнического одеяния из добротной черной ткани, лосьона для бритья.

– Благословите меня, отец, я грешна…

Много времени не потребовалось, чтобы перечислить ее грехи и отпустить их. Фрэнси скоро вышла, склоняя голову к скрещенным на груди рукам. Она преклонила колени перед алтарем, опустившись на скамеечку. Повторила молитвы столько раз, сколько велел священник, перебирая жемчужные четки, чтобы не ошибиться. У Моди душевная жизнь была попроще и грехов накопилось меньше, поэтому она освободилась раньше. Она сидела снаружи на ступеньках и ждала Фрэнси.

Девочки прогуливались по кварталу, обняв друг друга за талию, как принято у девочек в Бруклине. Моди припасла пенни. Она купила мороженое с вафлями – похожее на сэндвич, и уговорила Фрэнси откусывать по очереди. Скоро Моди возвращаться домой. Ей не разрешают находиться на улице после восьми часов. Девочки расстались, множество раз пообещав друг другу в следующую субботу опять вместе пойти на исповедь.

– Не забудь! – удаляясь, на ходу окликнула Моди. – В этот раз я зашла за тобой, а через неделю твоя очередь, ты должна зайти за мной!

– Не забуду! – пообещала Фрэнси.

Вернувшись домой, Фрэнси застала в гостиной компанию. Пришла тетя Эви с мужем, Вилли Флиттманом. Фрэнси любила тетю Эви. Она очень походила на маму. Тетя Эви вечно выдумывает разные истории, шутит, чтобы насмешить тебя, как делают артисты в шоу, и может изобразить кого угодно.

Дядя Флиттман захватил с собой гитару. Он играл, а все пели. Флиттман – худой смуглый мужчина с гладкими черными волосами и шелковистыми усами. Он играл на гитаре очень неплохо, при том, что среднего пальца на правой руке у него не было. Когда возникала необходимость в этом пальце, он пропускал ноту, а паузу заполнял, звонко ударяя по деке. Это придавало его мелодиям причудливый ритм. Он подобрался к концу своего репертуара, когда пришла Фрэнси. Она успела послушать последнюю песню.

Закончив музицировать, он пошел за пивом. Тетя Эви принесла угощение – буханку зернового хлеба и кусок лимбургского сыра на десять центов, и они ели бутерброды с сыром, запивая пивом. После пива дядя Флиттман пустился в откровения.

– Посмотри на меня, Кэйт, – обратился он к маме. – Ты видишь перед собой неудачника.

Тетя Эви округлила глаза и вздохнула, оттопырив нижнюю губу.

– Мои дети меня не уважают, – продолжал он. – Моей жене от меня никакого проку, и Барабанщик, с которым мы развозим молоко, точит на меня зуб. Ты знаешь, что он устроил буквально вчера?

Он наклонился вперед, и Фрэнси увидела, что его глаза блестят от непролитых слез.

– Я мыл его в стойле, и вот, когда наклонился, чтобы помыть ему живот, он взял и помочился на меня.

Кэти с Эви переглянулись. В их глазах дрожжали искорки подавленного смеха. Кэти быстро взглянула на Фрэнси. У нее в глазах тоже прятался смех, но губы она с серьезным видом сжала. И хоть опустила взгляд в пол и нахмурилась, в душе смеялась.

– Вот что он натворил. И все, кто был в конюшне, смеялись надо мной. Буквально все до одного смеялись надо мной.

Он выпил еще один стакан пива.

– Не говори так, Вилл, – сказала ему жена.

– Эви не любит меня, – заявил он маме.

– Я люблю тебя, Вилл, – заверила его Эви своим мягким нежным голосом, который был как сама ласка.

– Ты любила меня, когда мы поженились, но сейчас ты уже не любишь меня, так ведь?

Он подождал ответа, но Эви молчала.

– Вот видишь, она больше не любит меня, – повернулся он к маме.

– Нам пора домой, – сказала Эви.

Перед сном Фрэнси и Нили прочитывали страницу из Библии и страницу из Шекспира. Так было заведено. Сначала мама сама читала им перед сном по странице из этих двух книг каждый вечер, пока они не выросли и не научились читать. Чтобы сэкономить время, Нили читал Библию, а Фрэнси Шекспира. Так они читали уже шесть лет и дошли до середины Библии и до «Макбета» в «Полном собрании сочинений» Шекспира. Они быстренько справились с чтением, и к одиннадцати часам все Ноланы, кроме Джона, который работал, уже улеглись.

В ночь с субботы на воскресенье Фрэнси разрешалось спать в гостиной. Она устраивала себе кровать из двух стульев – ставила их рядом возле окна, из которого видна была улица с людьми. Лежа здесь, Фрэнси прислушивалась к ночным звукам дома. Люди входили и выходили. Одни так устали, что еле передвигали ноги. Другие взлетали по лестнице. Кто-то споткнулся в коридоре о порванный линолеум и обругал его. Ребенок плакал вполсилы, а пьяный мужчина с первого этажа перечислял грехи своей жены, которая, по его мнению, ведет развратную жизнь.

В два часа ночи Фрэнси услышала, как папа негромко напевает, поднимаясь по лестнице: