Читать книгу - "Приемное отделение - Андрей Шляхов"

Выдавая Савченко справку, удостоверяющую факт его доставки, обследования и отсутствия показаний для госпитализации, Алексей Иванович поинтересовался, есть ли у несостоявшегося пациента деньги на дорогу домой, и сказал, что при желании тот может подождать в приемном отделении, пока за ним кто-либо приедет. Савченко отказался и ушел, даже не поблагодарив за столь внимательное отношение. Другой врач просто бы посоветовал ему валить на все четыре стороны, да поскорее.

Звонить заведующей и докладывать про то, что Савченко оказался симулянтом, Алексей Иванович не стал. Зачем? Какая срочность? Вполне можно и завтра сказать, не пожар.

Это была первая половина истории с госпитализацией в кардиологию. Вторая половина последовала спустя час, сразу же после того, как Алексей Иванович вкусно поужинал двумя черствыми коржиками, оставшимися с завтрака. С чего бы вдруг черствыми, да вкусно? Да с того, что если между завтраком и ужином не случается обеда, то ужин в любом случае окажется и покажется вкусным. Итак, едва Алексей Иванович отужинал, как «Скорая помощь» привезла ему «подарок» — вонючего и грязнющего бомжа, ко всеобщему удивлению, не отягощенного ни вшивостью, ни чесоткой.

— Под Северянинским мостом взяли, — сообщил врач «Скорой». — Двусторонняя пневмония. Документов — ноль. Центр дал к вам.

«Дал к вам» — это общеупотребительное сокращение от «диспетчер Центра дал место на госпитализацию в вашей больнице».

Принимая бомжа, Алексей Иванович, сам того не зная, нарушил ритуал, согласно которому следовало, во-первых, скривиться и поинтересоваться: «А на хрена вы его к нам привезли?», во-вторых, напомнить бригаде, что для «такого вот контингента» есть в Москве тридцать шестая больница, что в Измайлово, а в-третьих, долго и придирчиво расспрашивать бомжа насчет поноса, в надежде отпихнуть его в инфекционную больницу. Именно «отпихнуть», а не спихнуть, потому что для того, чтобы спихнуть, нужно сначала принять, а отпихивают как раз не принимая. Врач «Скорой помощи» даже решил, что Алексей Иванович находится под воздействием какого-то улучшающего настроение препарата, потому что спиртным от него не пахло.

Бомж, как уже говорилось, был грязен. Грязных в отделения не кладут, поэтому Алексей Иванович распорядился насчет мытья. Помог пожилой коренастой санитарке Губайдуллиной загрузить бомжа в ванну и возмутился, увидев, как та берет из стоящего в углу ведра туалетный ершик на длинной ручке.

— Фаина Фаритовна, что это такое?

— Ершик, Лексейваныч, — ответила коренная москвичка в седьмом поколении, удивляясь тому, что в городе Мышкине Ярославской губернии не видывали туалетных ершиков. — Мыть его буду.

— Ершиком?! — изумился Боткин, словно не веря своим глазам.

— А чем же еще? — в свою очередь удивилась Губайдуллина. — Не мочалкой же!

— Почему?

— Потому что я к нему подходить очень близко не собираюсь — он воняет!

— Ну и что же? — Алексей Иванович пожал плечами и мягко укорил: — Если вы, Фаина Фаритовна, к запахам столь чувствительны, то зачем в медицину пошли? В медицине настурциями не пахнет.

Затем случилось нечто такое, что сразу же вошло в анналы (читателей, многозначительно заулыбавшихся после прочтения последнего предложения, автор убедительно просит заглянуть в словарь, чтобы узнать, чем анал отличается от анналов).

— Я глазам своим не поверила — думала, сплю! — рассказывала Губайдуллина. — Лексейваныч фартук надел, перчатки надел, в одну руку мочалку взял, в другую мыла кусок и начал этого бомжару мыть! Моет и говорит: «Ершик — для унитаза, мочалка — для человека, все надо делать правильно, тогда все будет хорошо». А бомжара сидит и кайфует, так ему хорошо!

— Врешь! — не верили слушатели.

— Здоровьем своим клянусь — все так и было! — отвечала Губайдуллина. — До пояса Лексейваныч его мыл, а потом я домывала.

— Самое интересное тебе досталось! — подкалывали шутники.

Губайдуллина морщилась и фыркала, давая понять, что ничего интересного она не увидела, и объясняла:

— «Скорая» приехала, Лексейваныч принимать пошел.

Отмытого и заметно посвежевшего бомжа одели в больничную пижаму, выдали шлепанцы, доктор подверг его доскональному осмотру, особо долго выслушивал сердце, поинтересовался, не было ли когда ревматизма, попросил медсестру снять кардиограмму, а затем отправил на рентген за «фотографией» органов грудной клетки. В результате диагноз пневмонии был снят, а вместо него появился диагноз недостаточности митрального клапана, сопровождающейся недостаточностью кровообращения. Фоном пошел хронический бронхит в стадии обострения.

— В кардиологию его, Татьяна Валентиновна! — распорядился Боткин, отдавая медсестре заполненную историю болезни.

К среднему и младшему медицинскому персоналу Алексей Иванович неизменно обращался на «вы» и по имени-отчеству. Персоналу это нравилось. «Уважительный», — одобрительно говорили про Боткина.

Медсестра мигнула санитарке, чтобы та вывезла коляску с пациентом в коридор, и, оставшись наедине с доктором, сказала:

— Алексей Иванович, у нас не очень принято класть кого попало в кардиологию. Бомжей мы обычно направляем в терапию.

— Но там же порок, сердечная недостаточность, — ответил Боткин, — и ревматизм он отрицает. Надо разбираться. В кардиологии разберутся скорее и точнее, чем в терапии. Их профиль.

Другой бы доктор прикрикнул: «Везите, куда сказано!», а Боткин вежливо объяснил мотивы своего решения. Медсестра не собиралась злоупотреблять его вежливостью и его терпением, но все же сказала:

— Ой, что завтра будет…

— «Ой что» мы как-нибудь переживем, — заверил Алексей Иванович. — Я всем объясню на пятиминутке, не беспокойтесь.

Дежурные медсестры кардиологического отделения, ожидавшие совсем другого пациента, попытались было отправить Губайдуллину с пациентом обратно, но у них ничего не вышло. Губайдуллина завела каталку в триста шестую палату, остановила около свободной койки и сказала пациенту:

— Приехали! Располагайся!

Триста шестая палата была «блатной», двухместной. Вальяжный мужчина лет пятидесяти, лежавший с газетой в руках на другой койке, смотрел на нового соседа со смесью ужаса и отвращения. Как бомжа ни мой, а все равно сущность проглядывает. А больше свободных коек в отделении не было.

— Я его убью, загрызу, замучаю! — рыдала на следующее утро Введенская в кабинете заведующей кардиологическим отделением Бондарь. — Что за диверсант! Зачем он так, Ада Мартыновна?! Ведь я же просила-а-а! Я с Борисовной договорилась… Вечером мне Савченко-старший высказал все, что он думает обо мне и о нашей больнице, а сейчас я узнаю, что ко мне бомжа заложили-и-и! Я ему сейчас дам, этому Боткину!

— Успокойтесь, Вера Андреевна! — потребовала заведующая, для которой срыв с Савченко тоже означал определенную финансовую потерю. — И не вздумайте никому ничего «давать». Лишний шум — это лишнее внимание. Говорят, этот Боткин вообще странный. На будущее в его дежурства никаких дел не намечайте. А бомжа лечите, вы же врач!