Читать книгу - "Падение дома Ашеров. Страшные истории о тайнах и воображении - Эдгар Аллан По"

красоты необыкновенной; он, по-видимому, охранял северо-западный вход, вырастая из группы каменных глыб, в самой пасти лощины, и устремляя всю свою грациозную форму, под углом градусов в сорок пять, далеко в солнечный свет горного полукруга. Но на восток от этого дерева, приблизительно в тридцати ярдах, высилась истинная гордость долины, и это было, вне всякого сомнения, самое пышное дерево, какое я когда-либо видел, за исключением разве кипарисов Итчиатукани*. Это было троествольное тюльпановое дерево – Liriodendron tulipiferum – из разряда магнолий. Три его ствола отделялись от основного футах в трех от почвы и, расходясь мало-помалу, с большой постепенностью, отделялись не более, чем на четыре фута в том месте, где самый широкий ствол раскидывал водопад листвы: это было на высоте приблизительно в восемьдесят футов. Вся высота главного ствола простиралась на сто двадцать футов. По красоте формы или по яркому блеску зелени ничто не может превзойти листов тюльпанового дерева. В данном случае их ширина простиралась на целых восемь дюймов; но их сияние совершенно затемнялось роскошным блеском пышных цветков. Вообразите, в тесном соединении, миллион самых широких и самых блистательных тюльпанов! Только таким путем читатель может составить какое-нибудь представление о картине, которую я хочу нарисовать. И затем, вообразите стройное изящество чистых, подобных колоннам и усеянных нежными крупинками, стволов, причем в самом большом – четыре фута в диаметре, на расстоянии двадцати футов от земли. Бесчисленные цветы его, смешиваясь с цветками других деревьев, вряд ли менее красивых, хотя бесконечно менее величественных, наполняли долину благовониями, более чем аравийскими.

Весь нижний фон горного полукруга составляла трава, отличавшаяся тем же характером, как и трава, которую я увидел на дороге; быть может, только более нежная, более густая, бархатистая, и чудесно-зеленая. Трудно было понять, каким образом вся эта красота была достигнута.

Я говорил о двух расщелинах, входящих в долину. Сквозь одну из них, к северо-западу, проходила речка; тихонько журча и слегка пенясь, она пробегала по лощине, пока не ударялась о группу каменных глыб, из которых возвышался одиноко стоявший орешник. Здесь, обогнув дерево, она слегка уклонялась к северо-востоку, оставляя тюльпановое дерево футов на двадцать к югу, и не делая никакого значительного изменения в своем течении, пока не достигала полдороги между восточной и западной границей долины. В этом месте, после целого ряда уклонов, она делала поворот под прямым углом, и принимала общее направление к югу, делая различные извивы в своем движении, пока совершенно не терялась в небольшом озере неправильной формы (грубо-овальной), которое светилось близь нижнего края долины. Это маленькое озеро имело, быть может, сто ярдов в диаметре, в самой широкой своей части. Никакой кристалл не мог быть светлее, чем его воды. Явственно зримое дно все состояло из ослепительно белых камешков. Берега, покрытые уже описанной изумрудной травой, не столько образуя склон, сколько закругляясь, уходили в это ясное опрокинутое небо; и так ясно было это небо, с таким совершенством оно по временам отражало все предметы, находившиеся над ним, что где кончался настоящий берег и где начинался подражательный, было весьма трудно решить. Форель, и рыбы некоторых других разновидностей, которыми эта заводь как бы кишела, имели вид настоящих летучих рыб. Было почти невозможно поверить, что они не висят в воздухе. Легкий березовый челнок, мирно покоившийся на воде, до мельчайших своих жилок был отражен, с верностью беспримерной, изысканнейшим гладким зеркалом. Небольшой островок, весь переливающийся цветами в полном расцвете, и как раз настолько просторный, чтобы с некоторым избытком дать место живописному строеньицу, по-видимому, птичнику – выделялся из озера, недалеко от его северного берега – с которым его соединял непостижимо легкий на вид, и в то же время очень первобытный, мост. Это была просто широкая и плотная доска из тюльпанового дерева. Она простиралась на сорок футов в длину, и охватывала пространство от берега до берега легкой, но очень явственной аркой, предупреждающей всякую возможность качания. Из южного края озера исходило продолжение речки, которая, после нескольких излучин, на расстоянии, быть может, тридцати футов, проходила наконец через (описанный) «уклон» в середину южного ската, и, низринувшись с крутого обрыва в сто футов, незаметно продолжала свой прихотливый путь к Гудсону.

Озеро было глубокое – в некоторых местах на тридцать футов – но речка редко где была глубже, чем на три фута, и в самых широких местах простиралась лишь футов на восемь. Ее дно и берега были такие же, как дно и берега заводи – и если в отношении живописности, им что-нибудь можно было поставить в недостаток, так это избыток чистоты.

Пространство зеленого дерна было, там и сям, смягчено отдельными, бросающимися в глаза, порослями, как например, гортензией, или обыкновенной калиной, или душистым чубучником; или, всего чаще, отдельными гроздьями цветов герани, представавших в пышном разнообразии. Эти последние цветы росли в горшках, тщательно скрытых в почве, чтобы дать растению вид местных. Кроме всего этого, бархат луга был изысканным образом усеян множеством овец, которые паслись в долине вместе с тремя ручными ланями, и многочисленными блистательно оперенными утками. Надзор за этими существами, всеми вместе и каждым в отдельности, был, по-видимому, вполне предоставлен огромному дворовому псу.

Вдоль восточных и западных утесов – там, где в верхней части горного полукруга возвышенности были более или менее обрывисты – в большом количестве разрастался плющ – так что лишь там и сям виднелся кусок неприкрытого камня. Северный обрыв, подобным образом, был почти весь одет редкостно пышными виноградными побегами; некоторые из них возникали из почвы у самого основания утеса, другие свешивались с его высоких выступов.

Небольшое возвышение, являвшееся нижней границей этого небольшого поместья, было увенчано стеной из сплошного камня, достаточной высоты, чтобы удержать лань от бегства. Кроме этого, нигде не было видно ничего, похожего на ограду; нигде и не было надобности ни в какой искусственной загородке: если бы какая-нибудь овца, заблудившись, захотела выйти, лощиной, из долины, она, сделав несколько шагов, была бы удержана крутой скалистой стеной, с которой ниспадал поток, обративший на себя мое внимание, когда я только что подошел к поместью. Словом, входить и выходить можно было только через ворота, занимавшие горный проход на дороге, в нескольких шагах ниже от того пункта, где я остановился, чтобы осмотреться.

Я говорил, что речка, на всем своем протяжении, шла очень неправильными извивами. Два ее главные направления, как я сказал, шли сперва от запада к востоку, и потом от севера к югу. На повороте, течение, уклоняясь назад, делало почти круговую скобку, образуя полуостров,