Читать книгу - "Эмпайр Фоллз - Ричард Руссо"

Не просто так миссис Уайтинг долго не могла до него дозвониться, но потому что его сосед по комнате Питер со своей подружкой Дон уговорили Майлза отправиться на Мартас-Винъярд в выходные, получившиеся длинными благодаря Колумбову дню. На юге штата Мэн стояло бабье лето, а значит, в Массачусетсе еще теплее. И не Майлз ли твердил им, как красиво на том острове? (Про Винъ-ярд он рассказал им, чтобы дать понять: в своей жизни он видел не только Эмпайр Фоллз.) Причин не поехать Майлз не находил, разве что путешествия были ему не по карману. Он уже сообщил матери, что не приедет на длинные выходные домой, якобы завален работой – учебные задания плюс редакторство в студенческом литературном журнале. Теперь он сообразил, что когда на прошлой неделе он все это выложил матери по телефону, то она чуть ли не вздохнула с облегчением.

Он поднаторел в изобретении предлогов, лишь бы не ехать в Эмпайр Фоллз, и со второго курса умудрялся проводить в родном городе как можно меньше времени. Родители Питера держали ресторан с меню из морепродуктов на побережье Род-Айленда, и два предыдущих лета Майлз у них работал – первый год на кухне, в следующий уже официантом. Их ресторан был не из модных. Там кормили туристов в основном креветками и моллюсками, но платили Майлзу хорошо, а расходы его были невелики. За постой – в свободной комнате, принадлежавшей старшему брату Питера, – денег с него не брали, и того, что он мог скопить в каникулы, хватало на оплату учебного года. Родители Питера относились к нему хорошо, и он к ним тоже, ему особенно нравилась их непринужденная улыбчивая привязанность друг к другу, а также командная сплоченность: постоянно переглядываясь через зал, они в любой момент были готовы прийти на помощь.

Опыт, приобретенный в “Имперском гриле”, не пропал зря, и вскоре Майлз сделался незаменимым – в отличие от Питера, настойчиво внушавшего родителям, что кто-кто, а он заменим всегда. Питер постоянно просил выходной, чтобы отправиться на пляж или навестить трех разных девушек, с которыми крутил романы; одной из них была Дон. Если бы родители Питера не заставляли Майлза отдыхать иногда, обычно в затишье понедельника либо вторничными вечерами, Майлз трудился бы без выходных все лето, с Дня поминовения и до Дня труда. Когда они предлагали отпустить его домой, он придумывал отговорки, чтобы не ехать, и они не настаивали, хотя и догадывались, что он привирает. Питер, как подозревал Майлз, объяснил им, что родители его приятеля очень бедны и деньги, которые он здесь зарабатывает, для него все равно что манна небесная.

Правда же была в том, что даже редкие, короткие и неизбежные, поездки в Эмпайр Фоллз вгоняли Майлза в тоску. Уже через месяц на первом курсе колледжа он решил, что именно здесь ему место, среди людей, любящих книги, искусство, музыку, – пристрастия, которые ему было трудно объяснить парням, что ошивались у стойки “Имперского гриля”, разбирая по косточкам то бейсбольный, то хоккейный матч. Еще труднее было объяснить – да и понимал ли он это сам? – его нарастающее отчуждение от своей семьи. Познакомившись поближе с родителями соседа по комнате и увидев, как они любят друг друга, Майлз впервые со всей ясностью осознал, что брак его родителей, никогда не походивший на союз, освященный свыше, был чем-то вроде унылой пародии на семью, и в итоге он разозлился на мать. Он бы и на отца разозлился, но что толку: Макс, во-первых, не заметил бы его злости, а во-вторых, ему в любом случае было плевать.

Но чувства Грейс можно было задеть, и он задевал, тонко намекая различными способами, какой дурой надо быть, чтобы не уйти от Макса. Подразумевая, что настолько глупая женщина, вероятно, заслуживает подобной участи. И вряд ли разрыв стал бы большим несчастьем, чем сохранение брака. Он даже собирался сказать матери, что лучше бы она сбежала с тем Чарли Мэйном, с которым они познакомились на острове. По крайней мере, вдвоем они могли бы быть счастливы, теперь же мучаются все. Кроме Макса, разумеется; в любом сценарии Макс оставался сам по себе.

Грейс, однако, на поводу у сына не пошла и не заявила, что пожертвовала своим счастьем ради него и младшего брата, – Майлз, что-то подсказывало ему, так бы и ответил, окажись он на ее месте. Но самое странное, Грейс лишь улыбалась, когда он корил ее за то, что она не уходит от Макса.

– Что ты хочешь этим сказать, Майлз? – спросила она, и он немедленно понял, к чему она клонит.

Как бросить человека, который редко бывает рядом? И зачем, в таком случае?

– По-твоему, я должна была с ним развестись?

Ну да, именно это он и имел в виду, хотя, судя по его дернувшемуся плечу, еще и многое, многое другое. Мать не отвечала, но лишь глядела на него, терпеливо дожидаясь, пока наконец ему не откроется истина, а затем услужливо облекла эту истину в слова:

– Ты когда-нибудь видел мужа и жену, живущих настолько врозь, как твой отец и я?

Она будто добивалась, чтобы он понял: зря он ее винит – она сделала ровно то, чего он от нее хотел. Не только оставила ту жизнь, что, как ему виделось, загоняла ее в угол, но и обрела новую полноценную семью – или он этого не заметил? И тут его осенило: не первая, но именно вторая семья Грейс была подлинным источником его смятения. Каждый раз, приезжая скрепя сердце домой на каникулы, он отмечал все большее отсутствие матери, даже когда она была дома. Словно они оба уехали учиться в колледж Св. Люка, а не только он один. И если его настоящая жизнь ныне протекала в Св. Люке, настоящая жизнь его матери разворачивалась за рекой в компании миссис Уайтинг и ее дочери. Еще учась в старшей школе, Майлз предчувствовал нечто подобное, но всерьез в это не вникал, потому что на поверхностный взгляд ничего вроде бы не изменилось. Отец, насколько Майлз помнил, вечно был либо в отъезде, либо на пути к ближайшей распивочной.

Но со временем кое-что изменилось: Грейс больше не пеклась о своей первой семье. И словно не задумывалась о том, какие беды влечет ее отсутствие. Прямо на ее глазах Дэвид из болезненного, покладистого ребенка превратился в здорового, рассерженного, проблемного подростка – трансформация, вызывавшая у Грейс недоумение и печаль, но не побуждавшая ее к принятию мер. С каждым последующим визитом в Эмпайр Фоллз Майлз все яснее понимал: его брат, в сущности, брошенный ребенок, вынужденный разрабатывать свои собственные стратегии выживания, и среди прочих – подражание беззаботному равнодушию и самодостаточности отца. Глядя на Дэвида, Майлз мог с уверенностью предположить, что его брат из тех ребят, что каждую осень фигурируют в сложных профессиональных соглашениях между преподавателями. Учитель, которому достался Дэвид Роби, потребует компенсации в виде двух-трех хороших учеников, и при этом сам их выберет. “Он лишь пытается привлечь к себе внимание”, – сказала Грейс директору старшей школы, когда у Дэвида начались проблемы, а затем усугубились, чтобы наконец стать совсем уж серьезными. То же самое она повторила Майлзу по телефону, рассказывая об очередной выходке его брата. Она казалась искренне растерянной и огорченной, но как бы отстраненной, словно речь шла о племяннике, которого она всегда обожала, но ведь в конце концов, ответственность за него несет ее сестра, а не она.

И того, что происходило с ней самой, Грейс тоже, видимо, не сознавала. Менялись времена года, и Грейс все больше усыхала, своей бестелесностью напоминая призрак. Когда Майлз спросил, не заболела ли она, Грейс ответила, что у нее всего лишь ранняя гормональная перестройка. С женщинами такое бывает. Тревоги это у нее не вызывало, напротив, Грейс была почти благодарна эксцессу природы. Неужели каких-то десять лет назад эта женщина ослепляла своей красотой, неужели это на нее, одетую в белое летнее платье, засматривались все мужчины на Мартас-Винъярде? Грейс, казалось, напрочь позабыла ту женщину, и одного этого было достаточно, чтобы повергнуть Майлза в глубокое уныние. Достаточно, чтобы он выдумывал отговорки, лишь бы не появляться дома. Достаточно, чтобы податься, будь у него такая возможность, в программу защиты свидетелей. Он тогда еще не понимал, что колледж и был такой программой.