Читать книгу - "Муравечество - Чарли Кауфман"

— Да. Хочу. Потому и позвонил.

— А. Ну ладно. С этим разобрались, так что…

— Когда будет лучше?

— Что?

— Прийти.

— А. Так. Посмотрим. Боюсь, единственное еще доступное время — вчера.

— Вчера?

— Вчера в четыре у нас было свободное окно.

— Где вы находитесь?

— А, на другом конце города, так что…

— Откуда вы знаете, на каком конце города я?

— А. Точно. Ну, где вы сейчас?

Я смотрю на уличный указатель.

— На углу Милтон и Уилтон.

— Как я и подозревала, мы на другом конце города. Мы в здании 3593 по Йети, на углу Каши.

Я слышал о Йети, но подозреваю, что Кашу она выдумала. Впрочем, раз это сон, я решаю, что все равно смогу найти их перекресток и быть там вчера в четыре, если выйду прямо сейчас.

— Тогда я буду… — я смотрю на свои часы, — четырнадцать часов назад.

Так и выходит.

«Тусклая лампочка» находится в маленьком офисе на сороковом этаже «Йети-Каша-билдинг». И, прямо скажем, секретаршу — чей голос, полагаю, я и услышал завтра по телефону — наняли не за навыки машинописи, поскольку у нее нет рук. А еще она красива. Ее красота меня пугает, но благодаря отсутствию рук я чувствую превосходство хотя бы в том отношении, что уж их-то у меня целых две.

— Эгг вас примет, — говорит она, встает и ведет к двери офиса, которую открывает силой разума — видимо, с помощью какого-то телекинеза. Может, она все-таки хорошо печатает.

На диване в переговорной зоне помещения сидит, полагаю, Эгг Фридландер. Это человек странной формы, почти как скала, хотя и не в очевидном смысле.

— Я Эгг, — говорит Эгг.

— Я Б., — говорю я.

Он, не вставая, протягивает руку. Я ее пожимаю.

— Рад с вами познакомиться, — говорю я. — Не считая вас и вашей секретарши, я за очень долгое время не видел ни живой души.

— Это Дивно, — говорит он.

— Ну, не особенно, ведь это город, совершенно лишенный людей, так что…

— Нет. Дивно — так зовут секретаршу.

— Это дивно, — говорю я.

— Секретарша, да.

— Нет, я говорю, дивно, что ее зовут Дивно.

— Ну, у нее были родители-хиппи.

— Она выглядит слишком молодой для того, чтобы ее родители были хиппи. А еще Дивно непохоже на типичное имя хиппи. Куда типичнее что-нибудь вроде Свобода или там Хрустальная Ночь.

— Хрустальная Ночь?

— Лучше Хрустальный Свет.

— Короче, мы тратим драгоценное время. У меня встреча две минуты назад. Так что быстро расскажите, как бы вы новеллизировали фильм о криках и сне.

— «А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!» и «z-z-z-z-z-z-z-z-z-z-z-z!!!!!!», — говорю я.

Кажется, он впечатлен.

— Не впечатлен, — говорит он.

— Позвольте договорить.

— Ладно.

Я сбиваюсь. Ономатопоический перевод криков и сна — все, что я пока придумал.

— Конечно, будут и дополнительные междометия. Для разнообразия, — пробую я.

— Да. И?

— Эм-м… Будет страшно. К тому же.

— Простите, что потратил ваше время, м-р Розенбергер…

— Микс.

— …М-р Микс, но нам это не подходит.

— Розенберг.

— Розенберг. Мне сказали, что вы не подойдете, но я вырос на ваших новеллизациях, так что хотел дать вам…

— Погодите. Кто это сказал, что я не подойду?

— Слушайте, неважно. Просто ходят слухи.

— Пожалуйста. Мне нужна работа. Я писал новеллизацию фильма «Я проснулся в криках», и вы же видите, что там были и сон, и крики, или, по крайней мере, крики сразу после сна, так что у меня есть опыт в этом жанре.

— Простите.

— Не говоря уже о других работах по крикам/сну. В основном в сфере театральной самодеятельности.

— Простите. У меня была встреча. Дивно вас проводит.

— Можно хотя бы оставаться на связи? Мне очень одиноко.

Словно телекинезом, открывается дверь офиса, входит Дивно.

— Сюда, — говорит она.

И я иду туда и снова блуждаю по пустому городу.

Теперь метеоролог старше — может, шестьдесят, — компьютер еще больше, современный, с кнопками вместо датчиков, транзисторами вместо электронных ламп. Киноэкран сменился на большой монитор. Звучит его закадровый голос:

— Я продолжаю перебирать числа в поисках своей конкретной арки — то есть где кончается ветка моего бытия, где кончается траектория моей жизни.

На мониторе: ночь. Он смотрит, как приближается к безлюдному проселку. Анимация теперь куда сложнее: есть иллюзия трех измерений, цвет. Красота.

— А. Значит, вот оно, — говорит метеоролог. — Так сказать, конец пути.

Издает сухой грустный смешок.

На мониторе метеоролог, еще старше, тащит тележку с ручным отбойным молотком, лопатой, мастерком, металлическим ящиком и ведром жидкой смеси для ремонта асфальта. Устройство GPS ведет его к месту на дороге, где он и останавливается. Смотрит в обе стороны на предмет машин, но, похоже, только по привычке, потому что дорога пустая. Достает отбойный молоток и включает, не заботясь закрыть уши. К чему? После этого вечера уши ему больше не понадобятся. Пробив асфальт, он копает, пока не появляется подходящее отверстие. В него кладет металлический ящик, забрасывает землей, заливает дыру асфальтом, разглаживает мастерком, выпрямляется. Кажется, он нервничает.

Метеоролог следит за лицом своей анимированной версии на мониторе. Видит на нем напряжение. Слышит свои мысли закадровым голосом:

— Ладно. Все.

Его разум замедляется; он замечает легкий ветерок, чистое звездное небо. Из-за поворота появляется зеленая машина — «Мустанг»? «Камаро»? Он не разбирается в машинах, — быстрая, непредсказуемая, несется на него. Он не торопится убраться с дороги, ведь что происходит, то происходит, и ничего поделать нельзя. Машина сбивает анимированного метеоролога, отправляет в кювет, не останавливается. Там он лежит — в крови, весь изломанный. Метеоролог в пещере наблюдает, как метеоролог на экране умирает в кювете, словно собственный бестелесный дух, парящий над изувеченным телом, но не сейчас, а через десять лет. Не сейчас, но скоро — и несомненно. Он задается вопросом, снова в закадре, как это может быть, как это может быть предписано, почему невозможно не оказаться на той дороге, в ту ночь, в то время, даже зная, что, чтобы выжить, ему нельзя там быть. Теперь он знает. Потому что выбора нет, вот почему. Он не может объяснить человеку, который этого не пережил, но сам он не человек, который этого не пережил, и знает, что будет там в ту ночь, как и предписано. Это не свидание в Самарре. Не понадобятся никакие трюки. Он будет там, потому что будет там. И теперь, на десять лет раньше, он знает, как, когда и где умрет.