Читать книгу - "Собрание сочинений в 9 тт. Том 8 - Уильям Фолкнер"

части и засыпали землей, за нишей продолжался туннель — обшитая досками нора, где человек даже не мог выпрямиться, — в глубине его виднелся ровный белый свет, очевидно, электрический, оттуда появились еще двое солдат в масках и фартуках, они несли носилки, на сей раз, очевидно, с целым трупом.

— Постойте здесь, — сказал капрал.

— В моем предписании сказано… — начал было сержант.

— Твое предписание… — перебил его капрал. — У нас тут система. И не указывай. Здесь тебе не канцелярия, приятель. Дай мне двух человек и носилки. Можешь пойти с нами, если опасаешься чего-то.

— И пойду, — заявил сержант. — У меня в предписании…

Но капрал, не слушая его, пошел вперед, за ним двое с носилками, последним в тоннель вошел сержант, пригибаясь и прижимая саквояж к груди, словно больного ребенка. Вернулись они быстро, словно в ближайшем захоронении был широкий выбор; почти сразу же, как показалось оставшимся десяти, они увидели, как из норы появился пригнувшийся сержант, попрежнему сжимая саквояж, за ним неуклюже выбежали оба солдата с гружеными носилками, последним вышел капрал, не замедлив шага, он обошел поставленные носилки и направился к лестнице, но сержант остановил его.

— Постой, — сказал он, взял саквояж под мышку, другой рукой достал из внутреннего кармана предписание, карандаш и, встряхнув бумагой, развернул ее. — У нас в Париже тоже есть система. Это француз.

— Верно, — ответил капрал.

— Ничего не оторвано. Все на месте.

— Верно.

— Ни полка, ни звания определить нельзя.

— Верно.

— Тогда подпиши, — сказал ему сержант, протягивая карандаш. — А ты, приказал он ближайшему солдату, — повернись кругом и пригнись.

Солдат повиновался, сержант расстелил на его спине бумагу, и капрал расписался.

— Нужна еще подпись вашего лейтенанта, — сказал сержант капралу, забирая у него карандаш. — Иди скажи ему.

— Ладно, — ответил капрал уже на ходу.

— Все в порядке, — сказал сержант носильщикам. — Несите наверх.

— Подожди, — сказал один из них. — Сперва выпьем.

— Нет, — ответил сержант. — Когда погрузим его в машину.

Ему не хотелось ехать в эту командировку, и ему в самом деле здесь было не место, потому что теперь все двенадцать набросились на него и отняли саквояж, не злобно, не возмущенно, лишь быстро: без горячности, почти равнодушно, почти рассеянно, так срывают для растопки листок с прошлогоднего календаря; бывший взломщик на этот раз действовал в открытую, он достал свой инструмент и на глазах у всех стал возиться с замком. Они думали, что саквояж удалось отнять так легко и быстро потому, что сержант один, а их много, и уставились на единственную бутылку сперва с изумлением, потом с яростью, потом с чем-то похожим на ужас, а сержант стоял над ними и посмеивался с каким-то мстительным и торжествующим наслаждением.

— А где остальные? — спросил один.

— Выбросил, — ответил сержант. — Вылил.

— Какое там вылил, — сказал другой. — Продал.

— Когда? — сказал еще один. — Когда он мог их продать? Или вылить?

— Пока мы спали в грузовике.

— Я не спал, — сказал второй.

— Ладно, ладно, — сказал бывший взломщик. — Какая разница, что он с ними сделал? Их нет. Разопьем эту. Где у тебя штопор? — обратился он к третьему. Но тот уже достал его и ввинчивал в пробку.

— Ладно, — сказал сержант, поднимая пустой саквояж. — Я тоже хочу на свежий воздух. И не собираюсь пить, показывая, что мне тут не нравится.

Он ушел. Они быстро осушили бутылку, передавая ее друг другу, и выбросили.

— Так, — сказал бывший взломщик. — Взяли носилки и пошли отсюда.

Он уже стал главарем, никто не знал, когда это произошло, и не задумывался над этим. Потому что они были теперь не пьяными, не трезвыми, а бешеными; выпитый коньяк в желудках казался холодным и твердым, словно шарики льда, они подняли носилки и почти бегом понесли их вверх по лестнице.

— Куда же он дел коньяк? — спросил у бывшего взломщика шедший за ним.

— Отдал капралу, который сидел в кабине, — ответил бывший взломщик. Через окошко, пока мы спали.

Они выбежали наружу, на землю, на свежий воздух, грузовик ждал их, водитель и капрал стояли в стороне с группой солдат. Все слышали, что сказал взломщик, и, даже не останавливаясь, бросили носилки и устремились к грузовику, но взломщик остановил их.

— Постойте, — сказал он. — Я сам.

Но бутылок в грузовике нигде не было. Взломщик вернулся к носилкам.

— Кликни этого капрала, — сказал один. — Я заставлю его сказать, где они.

— Не дури, — сказал взломщик. — Знаешь, чем это кончится? Он вызовет военную полицию, нас арестуют и возьмут других сопровождающих у адъютанта в Вердене. Здесь мы ничего не можем сделать. Придется потерпеть до города.

— А в городе что? — сказал другой. — Купим выпивку? На какие шиши?

— Мораш может продать свои часы, — сказал четвертый.

— А он продаст? — сказал пятый.

Все посмотрели на Мораша.

— Пока забудьте об этом, — сказал Мораш. — Взломщик прав: сперва нужно вернуться в город. Пошли. Надо уложить покойника в ящик.

Они поднесли носилки к грузовику и подняли туда обернутое брезентом тело. Крышка гроба была не прибита; молоток и гвозди лежали внутри. Они уложили тело, не разбирая, вверх лицом или вниз, закрыли гроб и вбили в крышку гвозди, чтобы она только держалась. Появился сержант с уже пустым саквояжем, влез в заднюю дверцу и снова уселся на гроб; капрал с водителем, очевидно, вернулись тоже, потому что грузовик тут же тронулся, двенадцать солдат сидели, прислонясь к бортам, внешне чинные, как воспитанные дети, но на самом деле неистовые, готовые на все, по пути они негромко перебрасывались фразами, потом грузовик въехал в город и остановился перед дверью, у которой стоял часовой: очевидно, это была комендатура; сержант стал подниматься с гроба. И тут Взломщик сделал последнюю попытку.

— Насколько я понимаю, нам выдали коньяк не только затем, чтобы мы приехали в Валомон и достали труп, но и чтобы привезли его в Париж. Или я неправ?

— Если неправ, кто в этом виноват? — сказал сержант. Он еще какое-то время смотрел на Взломщика. Потом повернулся к дверце, казалось, он тоже признал во Взломщике их главаря.

— Мне нужно подписать кой-какие бумаги. Отвезите гроб на станцию, погрузите в вагон и ждите меня. Потом сходим поесть.

— Ладно, — сказал Взломщик.

Сержант спрыгнул с машины и скрылся; и сразу же, не успел грузовик еще тронуться, вся атмосфера стала другой, будто их личности и характеры преобразились, или, скорее, будто они сбросили маски или личины; речь их сделалась краткой, быстрой, немногословной, загадочной, подчас даже лишенной глаголов, словно они не общались, а пробуждали друг в друге общее таинственное знание.

— Часы Мораша, — сказал один.

— Не спеши, — сказал Взломщик. — Сперва на станцию.