Читать книгу - "Сезон дождей - Илья Штемлер"

Море посылало на берег волну за волной. Маленькие и нестрашные, они шумной ватагой выбегали на берег и, передохнув, уползали обратно под стеклянную гладь, оставляя на галечнике водяные пузырьки и шорох. А еще запах водорослей и рыбы.

Под тяжестью тела Евсея Наумовича, ножки складного кресла наполовину зарылись в песок. А сам Евсей Наумович прильнул голой спиной к основанию вышки спасателей и, прикрыв глаза, подремывал. Иногда он подносил ко лбу ладонь и, заслоняясь от солнца, смотрел на часы. Время тянулось медленно, как обычно бывает, когда за ним следишь в ожидании определенного часа.

Евсей Наумович ждал начала экскурсии в Иерусалим. Автобус от гостиницы должен отойти ровно в десять, опаздывать не рекомендовалось. Водители компании «Эгед» славились своей пунктуальностью и суровостью. Евсей Наумович уже сцепился с одним из таких типов вчера во время поездки на север страны, в Цфат. Впрочем, «сцепился» не совсем точное слово. Евсей Наумович выразил водителю свое недовольство, а тот помалкивал и лишь презрительно кривил тонкие жесткие губы пожилого сефарда. Причиной конфликта послужила туристка, которая заблудилась в галереях художников и сувенирных лавчонках Цфата. Водитель не хотел ее ждать и нервно придавливал педаль газа, заставляя свирепо подвывать мощный двигатель автобуса. Гид и восемнадцать туристов беспокойно глядели в окна, проклиная любительницу сувениров. Когда она, наконец, появилась – растрепанная, запыхавшаяся, с каким-то пакетом в руках – и взобралась на ступеньку автобуса, водитель нервно закрыл дверь, едва не прищемив ее в проеме. Чем вызвал общее возмущение туристов. Но они молчали, все, кроме Евсея Наумовича.

В дороге гид подсел к возмущенному Евсею Наумовичу и, пытаясь его успокоить, рассказал, что водитель прошел три войны, что был одним из героев-командос знаменитой операции «Энттэбе» по вызволению из аэропорта Уганды заложников-израильтян. Что в Израиле эти люди окружены большим почетом и любая жалоба на них будет оставлена без внимания. На что Евсей Наумович заметил, что водитель, хоть и герой, но хам. Гид миролюбиво согласился. Но между тем заметил, что водителя, как и самого гида, раздражает эта группа туристов. Сплошь барахольщики и болтуны. Неспроста Евсей Наумович сидит в одиночестве на последнем сиденье автобуса! А когда автобус прикатил к гостинице и Евсей Наумович покидал салон, водитель не удержался и мстительно бросил ему вслед сквозь зубы: «Руси курдюк». Евсей Наумович оскорбился, но сделал вид, что не расслышал. Курдюк – это даже не сам баран, а тот жир, что висит на заднице барана и, вероятно, в понимании водителя-сефарда – самое обидное ругательство.

Так что опаздывать сегодня к автобусу Евсей Наумович никак не хотел и, проснувшись в своем уютном номере хайфской гостиницы «Кармель», решил время до отъезда в Иерусалим провести, как и вчера, на пляже.

День снова обещал быть безветренным и непривычно жарким для середины декабря, известного обильными, холодными дождями.

Евсей Наумович подтянул босые ноги, оставляя на песке две глубокие борозды. Сцепил пальцы замком и закинул руки за голову, словно подложил под затылок подушку.

Отрезанный с одной стороны громадой гостиничного комплекса, а с другой стороны морем, пляж был пуст. Измочаленная ветрами вышка спасателей напоминала ветхий деревенский курятник. Довершали унылый ландшафт несколько разбитых зимними штормами кабинок для переодевания. Вчера, в это же время, на пляже было довольно много людей. Все в основном пожилые эмигранты из России. Кто совершал пробежку вдоль кромки моря, кто делал зарядку, кто просто валялся на подстилке под неожиданно жгучим декабрьским солнцем. А сегодня почему-то пляж пустовал. Может быть, стряслось что-нибудь? В этой стране все может случиться.

Этот вопрос Евсей Наумович и собирался задать метельщику Борису, чью забавную фигуру он увидел у душевой кабины. С Борисом знакомство состоялось в тот же день, когда Евсей Наумович впервые появился на хайфском пляже Хоф-Кармель. Бывший инженер по тепловым установкам, бухарский еврей Борис служил бригадиром уборщиков. Он бродил по пляжу с длинной пикой в руке. Другой рукой он тянул за собой ржавый детский велосипед на трех колесах и картонной коробкой вместо сиденья. Заметив мусор – бумажку, огрызок яблока или пластмассовый пакет, – Борис пронзал его пикой и отправлял в коробку. Над пустыми бутылками Борис склонялся и, изрекая ругательства, стряхивал песок, прежде чем зашвырнуть бутылку в специальный мешок. Делать ему это было непросто из-за необъятного живота. Крупный, точно ухо, пупок едва прикрывала серая драная майка. Широкие шорты колыхались над толстыми коленями кривых, с пухлыми икрами, волосатых ног, продетых в старые шлепанцы. Что и говорить, Борис – с синими глазенками под длинным козырьком зачуханной кепчонки и перебитым шнобелем над узким ротиком – не был писаным красавцем, несмотря на приятный голос с басовитым тембром. «С таким голосом вы могли бы стать кантором в синагоге», – сказал ему Евсей Наумович при первом знакомстве. «Да, – согласился Борис, – именно из-за голоса меня взяли метельщиком на пляж: я могу при шторме перекричать море».

Потом Борис поинтересовался, не является ли Евсей Наумович олим-хадаш – новым репатриантом? А выяснив, что Евсей Наумович всего лишь турист из России, присел рядом. Рокочущим баском Борис принялся расспрашивать о России. Хитрец, он наверняка был прекрасно информирован о последних десяти-пятнадцати лет жизни своей бывшей родины – на пляже только об этом и поговаривали. Потом он принялся уговаривать Евсея Наумовича не переезжать сюда на постоянное житье, потому как многие туристы специально приезжают, чтобы посмотреть как и что. «Ни в коем случае, – сказал тогда бухарский еврей Борис, – сидите у себя, у вас все будет хорошо. А здесь – эти коренные евреи-сефарды, эти румынские и польские евреи, эти эфиопские и марокканские евреи и даже испанские и греческие евреи – грубые, жестокие люди. Не признают ни старших, ни младших. Тянут только своих. Устраивают свои партии, которых и без них в Израиле больше чем блох у шелудивого пса. Ведь каждый еврей – сам себе кнессет. А что делают эти божьи халявщики, эти датишники со своими вечнобеременными женами? Весь день морочат голову Богу молитвами, а ночами ломают кровать – у многих до пятнадцати детей. И со всей этой мелухой сидят на шее государства, забирая чуть ли не половину бюджета. В то время, когда вокруг одни арабы, которые готовы сожрать еврея даже с говном». А на вопрос Евсея Наумовича, почему Борис не возвращается к себе в Ташкент, метельщик тяжко вздохнул и ответил, что такая у него судьба, что он пророс Израилем, что в Хайфе похоронена его жена Роза и сын Аркаша, убитый терраристом-шахидом среди белого дня у самой Стены Плача, на Храмовой горе, в Иерусалиме.