Читать книгу - "Аппендикс - Александра Петрова"

Когда тебе говорят: «Встань, будь как все, как другие, пересиль себя, ты не такой, ты лучше, это недостойно тебя, у тебя получится, ты победишь» – это гипноз, направленный на то, чтоб тебя уничтожить.

Э, нет, я и такой тоже. Я – и такая. Ника, крылатая путана, лижет тому, кто ей больше даст, но есть какие-то ошибочные, неожиданные пути судьбы, и победа порой достается тому, кто не испортил общественную среду запахом пота и спеси.

Решение во что бы то ни стало съехать с горки на ногах пришло в голову не мне, а в общем-то чужому взрослому. Из-за веселой скорости, в которую попало мое тело, я очнулась, только когда отца уже не было рядом. В парке было темно, где-то далеко между аллеями еще виднелись плотные тени, но у самой горки почти уже не было жизни, если не считать моей, которая замерла на непонятных словах. «Моя дочь – трусиха», – было сказано в высокую морозную пустоту ночного парка, и эти слова услышали все. Конечно, их мог сказать только посторонний человек, который не представлял себе, что означает чернота под кроватью и пограничное пространство между ней и одеялом. Свесившиеся туда случайно рука или нога могли быть затянуты в темноту навсегда, превратиться в понтонные мосты, по которым взбиралось то, что не стоило называть. Этот человек не мог знать, что такое каждодневная борьба.

Черные голые деревья отбрасывали длинные тени на освещенную аллею. Она напоминала зебру, искупавшуюся в лунной воде, или железную дорогу. «Опять от меня сбежала последняя электричка, – влетела в голову песенка, которую крутили повсюду, – и я по шпалам, опять по шпалам пойду домой по привычке, та-та-ра-ра, йе йе, по привычке». Звук замерзал, превращаясь в сосульку.

«Подлый трус, – сказал тогда другой голос, – кто это тут трусит? Неужели среди нас есть трусы?! Бояться – стыдно, трусы – жалки, настоящие октябрята не писают в штаны». До октябренка мне было еще далеко, и я толком не знала, кто они. Заносчивые ребята, которые делают все лучше тебя, помогают маме, завязывают шнурки за минуту и не путают левый и правый башмак? Или, может, хилятики и подлизы? Но все же мне нравилась красная глянцевая звездочка с портретом ангелочка в центре. К тому же пословица гласила, что «октябрята – смелые ребята», и кто знает, не следили ли они за мной в эту минуту из-за морозных кустов.

«Будь как все, будь как другие. Веди себя как следует. Так не говорят, так не делают», – шумел ветер и зудели октябрята, повиснув на деревьях. Одна слеза, упав с подбородка в шарф, высохнув, морозно жгла щеку. Другая намочила ухо. Голова вспотела под бараньей шапкой. Вдох становился все короче. Здесь явно недоставало воздуха.

«Была гроза и гром. Саша сидел в шкафу. Саша был трус» – так начинался рассказ писателя Толстого, которого называли Лев, потому что он-то как раз был смелым. А этот Саша никогда не стал отважным и был опозорен навсегда. На картинке он был в чулках и штанишках с лямками. Между чулками и штанишками видна была белая кожа. Книга принадлежала сестре. Трудно даже вообразить, но она жила еще тогда, когда не было колготок!

Тьма рассеивалась, под фонарями становилось уютно. Жизнь, оказывается, можно было пройти от одного фонаря до другого, и это было совсем не страшно.

По аллее навстречу бежала черная фигурка. Приблизившись, она оказалась знакомой. Это была мать, что спешила забрать меня из парка.

Труса в бараньей шапке и шубе привели домой, но отец не вышел. Подавленный трус в бязевой рубашонке и в черных трусах, которые вообще-то носили только мальчики и почему-то девочки этой семьи, отправился спать.

В соседней комнате стучали две пишущие машинки. По высокому потолку ходили прозрачные тени, спиральное отражение пружинного матраса на паркете уводило далеко.