Читать книгу - "На вашем месте. Веселящий газ. Летняя блажь - Пэлем Грэнвилл Вудхауз"

– Совсем не за сотни. Эта усадьба – в Беркшире.

– В Беркшире?

– Уолсингфорд Холл.

Ковру в гостиной повезло, что рюмка опустела несколько секунд назад, ибо при этих словах она мышкой скользнула на пол.

– Уолсингфорд Холл!

– Ну да. Ты что, его знаешь?

– Э… э… слышал.

– От кого?

– Я… э… встретил… э… Познакомился с мисс Эббот.

– Где?

– Да так, у одних, в Сассексе.

– Ах, ты еще и в усадьбах гостил? Да, бурная жизнь… Вечеринки что ни день, визиты…

Адриан испытывал примерно то, что испытывает бык на арене. Он уже прикидывал, стоят ли этого все деньги мира? Но воспоминания об утке, тем более о суфле, укрепили его решимость.

– Какое там! – отчаянно вскричал он. – А к тем людям мне пришлось ехать! Не сумел отвертеться! Давно пригласили! Есть в конце концов светские обязательства!

– О, несомненно. Имоджин Эббот тоже была там?

– При чем тут я?

– Я тебя и не обвиняю. Что она говорила про Уолсингфорд Холл?

– Что дом мерзкий и уродливый.

– Ничего уродливого не вижу. Лично мне он понравился, и я намерена его купить. Поеду туда послезавтра, поживу несколько дней, все урегулируем. Завтра буду консультироваться с юристами. Наверное, после той вечеринки ты часто встречался с мисс Эббот?

– Ни разу ее не видел.

– Немного потерял. Бесцветная девица.

– Вот именно!

– Хотя некоторые как будто находят ее хорошенькой…

– В своем роде, возможно.

– Ну, из-за нее-то я как раз не тревожусь. Какая бы она ни была, тебе она не подходит. Бедна как церковная мышь.

– Что?!

– А ты не знал? Уж про это ты должен бы разведать первым делом. У Эбботов – ни пенса, их предок, еще при Виктории, растранжирил все на этот дом. Сэру Бакстону приходится держать платных гостей, чтобы сводить концы с концами. Моя покупка для него – дар небес.

Адриан облизал губы. Глаза у него стали круглыми и стеклянными.

– Наверное. Наверное… э… ну…

– Ты уходишь?

– Мне пора.

– И правда, поздновато. Рада, что мы все с тобой обсудили. Жду завтра днем. Спокойной ночи.

– Э-хм… спокойной…

Адриан поцеловал ее, рассеянно спустился по лестнице и позволил дворецкому надеть на себя пальто. Шагая домой, он нырнул в глубокие раздумья.

Надо же, как на краешке уберегся! Просто из бездны выдернули. После того как он узнал воззрения баронета на нищих ухажеров, его не навещала добрая мысль, но теперь он подумал о нем тепло. Если б не позиция, которую занял этот достойнейший человек, сейчас он, Адриан, увяз бы в отношениях с девушкой, чей отец едва сводит концы с концами. От этой мысли его пробрал ледяной холод.

Невольно он сердился на Джин. Нет, правда, как она обошлась с ним! Конечно, он не считал себя жертвой намеренного надувательства, но был убежден, что невзначай, в шутку, она могла бы намекнуть о семейных финансах, прежде чем допускать, чтоб их отношения продвинулись так далеко. Что ей стоило пояснить свое замечание о постояльцах?

Как-то, в дни его детства, тетушка, гостившая у них, сказала, чтобы он заглянул в ее комод, там – премиленький сюрприз. Когда он затопал наверх, надеясь хотя бы на полкроны, а может – и на десять шиллингов, и даже улетая в мечтах к фунту (в конце концов, у тетки меховое манто и машина), то обнаружил дрянной, уродски разрисованный мячик ценой самое большее в шесть пенсов.

Подобные чувства испытывал он и теперь. Чуть больше откровенности, чуть больше открытости – и сколько пылких мужчин были бы спасены от союзов не с теми женщинами!

Войдя к себе, Адриан тотчас засел за письмо изысканным слогом. Но едва он обмакнул ручку в чернильницу, как чудовищная мысль взорвалась у него в мозгу, и он вскочил, дрожа всем телом.

– ТАББИ!

Адриан начисто упустил из виду, что Табби тоже гостит в усадьбе.

Будущее развернулось у него перед глазами, словно фильм ужасов. Элоиза сказала, что отправится туда послезавтра. Он видел: вот она встречается с Табби; тот сообщает ей, что Адриан жил на «Миньонетте»; она, как всегда, проницательно складывает два и два и, получив «четыре», обрушивается на него, требуя объяснений.

Живот у него свело, словно кто-то его скрутил. Если допустить такой поворот событий, это – конец! Можно попрощаться с легкой и привольной жизнью. Княгиня знала его, как показал сегодняшний вечер, слишком хорошо, но все равно не бросала. Однако есть границы, за которыми его чары бессильны. Если она разнюхает про Джин, за эти самые границы его и вышвырнут.

Остается один выход, единственный способ спастись от крушений и бедствий. Надо завтра же поехать в Уолсингфорд Парву, связаться с Табби по телефону (даже теперь он не смел являться в дом, где маячит сэр Бакстон) и уговорить его, чтобы он молчал.

Адриан улегся спать. Проснувшись на другое утро, он вспомнил, что не написал Джин, и занялся этим после завтрака.

14

Если мы скажем, что неожиданный приезд брата, желающего вклеить повестку одному из ее гостей, расстроил леди Эббот, мы преувеличим. Не из тех она была женщин, которых легко расстроить или даже встрепенуть. Но, как безмятежная королева, в чьем королевстве разразилась гражданская война, она отозвалась на ситуацию со всей доступной ей силой чувств. Она отрешенно думала, что надо бы что-то предпринять. В общем, ей было все равно, но она видела, что события тревожат ее Бака, а она терпеть не могла, когда он тревожился.

Примерно через час после ленча, на другой день после званого обеда у княгини, леди Эббот испустила легкий вздох, какой испустил бы философ на костре, и, прихватив спаниелей Джеймса с Джоном, направилась к «Миньонетте», словно величественный галион, выплывающий из порта в сопровождении вертких яликов. Надо было дать своевременный совет незваному гостю.

Намерение это делало ей громадную честь, она никогда не любила пеших прогулок. Побродит по саду после завтрака, пройдется раза два по террасе перед обедом, и все, нагулялась. И вот она пустилась в долгий путь, целых полмили, не задумавшись ни на секунду, как отзовется обратный подъем на ее ножках. Ее вела великая душа.

Булпита она обнаружила на плоской крыше. Розовые щечки и искорки радости во взоре говорили, что ему по нраву новое обиталище. Булпиту и правда тут нравилось. Он впервые жил в плавучем домике, но приспособился с гибкостью человека, которого жизнь вынуждала скитаться по американским захолустным гостиницам.