Читать книгу - "Потрясающие приключения Кавалера и Клея - Майкл Шейбон"

– Видел дым, – гаркнул мистер Лав. – Очаги зажжены. Очень хорошо, Рут. Ты как?

– Выживу.

Мужчины маршировали через крыльцо, на ходу швыряя Рут жизнерадостные пустые приветствия, отпуская комплименты ее прическе – не менявшейся с 1923 года, – ее румянцу, ароматам с кухни. Рут здоровалась вежливо, с обычной своей подозрительной улыбкой, словно учительница, что в классе встречает наглецов и шутников после каникул, и одного за другим информировала гостей, какие комнаты им отведены и как туда попасть, если они еще не знают. Некий давний Лав-энтузиаст назвал комнаты в честь исчезнувших индейских племен. Один гость, исключительный красавец с глазами цвета того самого «кадиллака» и ямочкой на подбородке, гораздо выше остальных и шире в плечах, пожал ей руку и сообщил, что слыхал потрясающие отзывы о ее устричном супе. Тонконогий жиденок жался в сторонке, прячась за зеленоглазого великана. Рут он приветствовал лишь очередной кривой улыбкой и нервным покашливанием.

– Вам в «Раритан», – сказала ему Рут; она нарочно приберегла для него самую маленькую и тесную гостевую комнату на третьем этаже, без выхода на балкон и с фрагментарным видом на море.

Он от этих сведений вроде даже перепугался, точно она взвалила на него бремя великой ответственности.

– Спасибо, мэм, – сказал он.

Впоследствии Рут вспомнит, что ее взбудоражило краткое, легкое чувство к этому курносому еврейскому мальчишке, где-то на полпути между нежностью и жалостью; он был совсем чужой среди высоких спортивных цветиков-нарциссов. Не верилось, что он один из них. Может, по ошибке сюда угодил.

Рут Эблинг неоткуда было знать, как близки ее раздумья о статусе и положении Сэмми к его собственным рассуждениям на тот же счет.

– Господи боже, – сказал он Трейси Бейкону, – что я тут забыл?

Он уронил чемодан. Тот приглушенно стукнул о густой ковер – один из нескольких потертых восточных ковров, которыми залатали скрипящие половицы «Раритана». Трейси уже бросил сумки в своей комнате на втором этаже, которую в блистательном порыве предвидения стародавний поклонник индейцев нарек «Шаста». Трейси лежал поперек железной койки на спине, задрав и скрестив ноги, подложив руки под голову, и ногтем ковырял лупящуюся белую эмаль кроватной рамы. Как и многие крупные, хорошо сложенные мужчины, он был неисправимым лодырем и физические упражнения презирал, за исключением кратких взрывов лихорадочной грации а-ля Ред Грейндж. Вдобавок он ненавидел стоять, поэтому работа на радио ужасно его бесила, и терпеть не мог, когда нужно было сидеть прямо. Его природный талант к непринужденности в любых обстоятельствах мощно подкреплялся ленью, пропитавшей его до мозга костей. Всякий раз, входя в комнату по любому, сколь угодно формальному поводу, он, как правило, искал, где ему хотя бы закинуть ноги повыше.

– Спорим, до меня в этот притон не ступала нога ни одного жида.

– Я, пожалуй, спорить не готов.

Сэмми перешел к окошку в узкой мансарде над задней лужайкой – на каждом стекле размазан отпечаток изморозного пальца. Сэмми приоткрыл створки, впустив холодный порыв рассола, дыма из трубы, рокота и пенного кипения моря. Перехватывая последние четверть часа светового дня, Дэйв Феллоуз и Джон Пай, в джинсах и толстых свитерах, но босиком, спустились на пляж и с угрюмым рвением гоняли футбольный мяч. Джон Пай тоже играл на радио – он был звездой «Вызываем доктора Максуэлла» и другом Бейкона, который и познакомил Пая со спонсором «Приключений Эскаписта». Феллоуз командовал манхэттенской конторой члена нью-йоркской делегации конгресса. Сэмми посмотрел, как Феллоуз повернулся к Паю спиной и помчался по пляжу, взбивая белые фырчки песка. Потянулся вверх, глядя через плечо, и короткая, точная продольная передача Пая отыскала его ладони.

– Это так странно, – сказал Сэмми.

– Да?

– Да.

– Пожалуй, – сказал Бейкон. – Пожалуй, странно.

– Тебе не понять.

– Ну, я… может, у меня не так, потому что мне всегда было странно, понимаешь? Пока не узнал, что я не один такой на свете…

– Я не об этом, – мягко сказал Сэмми. Он не имел в виду жарко спорить. – Мне не это странно, пацан. Не то что они тут все голубые, или что носочный магнат мистер Джеймс Лав голубой, или что ты голубой, или что я голубой.

– Если ты голубой, – с насмешливой педантичностью уточнил Бейкон.

– Если я голубой.

Бейкон уставился в потолок, уютно подложив руки под голову:

– А ты – да.

– А я, может, и да.

На деле вопрос о том, что позднейшее поколение назовет сексуальной ориентацией Сэмми, похоже, был в основном решен – ну, к удовлетворению всего собрания в «Паутау» в те первые декабрьские выходные 1941 года. После визита на Всемирную выставку и любви в темном шаре «Перисферы» Сэмми и его ненаглядный молодой богатырь на несколько недель стали завсегдатаями в кругу Джона Пая, который тогда и потом еще много лет в мифологии гейского Нью-Йорка считался самым красивым мужчиной города. В заведении в районе Восточных Пятидесятых под названием «Синий попугай» Сэмми изведал новые ощущения, наблюдая, как мужчины танцуют «Техасский Томми» и «Золушку» – тесно обнявшись, в темноте, – хотя его хрупкие стебельки не позволяли разделить веселье. Завтра, как всем было известно, Сэмми и Трейси уезжали на Западное побережье, к новой совместной жизни сценариста и звезды сериалов.

– Ну и что тогда странно? – спросил Трейси.

Сэмми покачал головой:

– Ты посмотри на себя. Посмотри на них. – Он большим пальцем ткнул в окно. – Тут каждый мог бы сыграть тайную личину парня в трико. Вот тебе скучающий плейбой, вот тебе звездно-полосатый герой, вот тебе молодые окружные прокуроры, вышедшие на борьбу со злом. Брюс Уэйн. Джей Гаррик. Ламонт Крэнстон.

– Джей Гаррик?

– Флэш. Блондин, мускулы, отличные зубы, трубка.

– Я бы в жизни не стал курить трубку.

– Один учился в Принстоне, другой в Гарварде, третий поехал в Оксфорд…

– Мерзкая привычка.

Сэмми сморщился – Трейси парировал его размышления – и отвернулся. На пляже Феллоуз заблокировал Джона Пая. Теперь оба катались по песку.

– Год назад, если я хотел быть рядом с таким, как ты, я должен был… ну, тебя сочинить. А теперь…

Он поглядел вдаль, мимо Пая и Феллоуза. На волнах за громадной иссохшей лужайкой сам себя нацарапал пенистый автограф. Как объяснить, до чего счастлив был Сэмми этот месяц, купаясь в блистающем потоке любви Бейкона, до чего сильно Бейкон ошибается, расточая любовь на Сэмми? Тот не может быть интересен столь прекрасному, обаятельному, уверенному и физически великолепному человеку.

– Если ты спрашиваешь, можно ли стать моим сайдкиком, – сказал Бейкон, – добро пожаловать. Придумаем тебе маску.

– Ну надо же. Спасибочки.

– Назовем тебя… ну, как тебе «Ржавь»? Ржавь или Пыль.