Читать книгу - "Потрясающие приключения Кавалера и Клея - Майкл Шейбон"

В тот же самый вечер Роза запихала коробку с красками, кусок парусины, рулетку и маленькую стремянку в такси и поехала на север города в «Джозефину». Гулкая пустота квартиры, оловянный звон в ушах пугали ее, и хотя она с одобрения Джо поспешно звякнула в «Мейсиз» и заказала обеденный стол со стульями, какую-то минимальную кухонную утварь и мебель в спальню, как следует обставить комнаты до приезда Томаша не хватит времени. Роза подозревала, что, переехав из тесной сумятицы квартиры на две семьи на Длоуге в транзитную преисподнюю монастырской трапезы, а затем в жестянку каюты «Ковчега Мирьям», куда все набились как сельди в масле, Томаш, пожалуй, может и порадоваться пустоте и простору, но все равно хотела, чтобы он почувствовал: это место, куда он наконец-то прибыл, – дом, ну или в некотором роде дом. Как этого добиться? Розе хватало знаний о тринадцатилетних пацанах – она была более или менее уверена, что плюшевый банный халат, букет цветов или кружевной балдахин над кроватью задачи не решат. Может, пригодились бы собака или котенок, но домашние животные в доме под запретом. Она расспрашивала Джо, какое у его брата любимое блюдо, цвет, книга, песня; выяснилось, что Джо о таких его предпочтениях не осведомлен. Роза взбесилась – сказала, что он невыносим, – но потом разглядела, что в кои-то веки собственная неосведомленность ранит Джо. Она была признаком не заоблачной рассеянности, но пропасти нелепой разлуки, что разверзлась между братьями за последние два года. Роза мигом извинилась и отправилась дальше думать, что сделать для Томаша, пока ей не подвернулась идея, которая понравилась им обоим, – написать фреску на пустой стене в его спальне. Роза не просто хотела, чтобы Томаш чувствовал себя как дома; она хотела ему понравиться – мгновенно, с первого взгляда, – и надеялась, что фреска, даже если не смягчит переезда, по меньшей мере, станет предложением дружбы, рукой, что гостеприимно протянет ему американская старшая сестра. К этим мотивам подмешивалось, тайно бурлило иное желание, не имевшее никакого отношения к Томашу Кавалеру. Роза тренировалась – на стене мальчишеской спальни примеривалась к идее стать матерью. Сегодня утром позвонил врач, подтвердил историю о пропущенной менструации и целой неделе внезапных шквалов и нежданных вспышек эмоций – вроде той, что довела Розу до истерики из-за старого карманного квадрата ткани. Томаш станет дядей. Вот как Роза решила изложить эту новость Джо.

Приехав в квартиру, она первым делом переоделась в штаны и старую рубашку Джо и подвязала волосы платком. Затем пошла в спальню, приготовленную для Томаша, и расстелила на полу парусину. Роза никогда еще не писала фресок, но поговорила с отцом, который был причастен к скандалу из-за фресок Риверы в Рокфеллер-центре и знал кучу художников, писавших фрески для Управления общественных работ.

Тему Роза подбирала долго. Персонажи детских стихов, деревянные солдатики, феи, принцы-лягушки, пряничные домики – подобные мотивы мальчик тринадцати лет сочтет безнадежно незрелыми. Она подумывала нарисовать нью-йоркский пейзаж – небоскребы, такси, полицейские на перекрестках, реклама «Кэмел» пускает дымные колечки к потолку. Или, может, пошлый американский монтаж, с секвойями, хлопковыми полями и омарами. Хотелось, чтобы вышла абстрактная американа, неким образом касающаяся конкретной жизни, предстоявшей здесь Томашу. А затем Роза стала думать про Джо и про то, чем он занимается. Она подозревала, что Томаш Кавалер будет расширять свой английский лексикон, читая издания «Империи комиксов». Она бы не решилась изображать на фреске Монитора, Четыре Свободы или, боже упаси, Сатурнию Луну, однако ее заинтриговала сама идея героев – американских героев. Она отправилась в публичную библиотеку и взяла там большую книгу с внушительными гравюрами в духе Рокуэлла Кента под названием «Герои и легенды американского народа». Великанские фигуры Пола Баньяна, Джона Генри, Пекоса Билла, Майка Финка и прочих – Розе больше всего нравился первый человек из стали Джо Магарак – идеально подойдут для жанра фрески и не вызовут презрения у мальчишки, который, вероятно, почти никого из них и не знает. Более того, Роза теперь почитала героем и Джо – тот из своего кармана оплатил перевозку пятнадцати детей, которые теперь пароходом пыхтели через Атлантику. Самого Джо она рисовать не собиралась, но решила вставить портрет Гарри Гудини, мальчишки-иммигранта из Центральной Европы, – просто чтобы напрямую связать тематику фрески с жизнью Томаша.

Она сделала десятки предварительных набросков и стрипов два на три, которые теперь и взялась посредством простой решетки переносить на самую большую стену комнаты. Работа оказалась мудреная – с помощью рулетки расчертить стены сначала по горизонтали, передвигая стремянку слева направо, с шагом в три фута, затем по вертикали – снизу легко, но чем ближе к потолку, тем опаснее и шатче, потому что приходится вставать на цыпочки. Тут требовалось гораздо больше терпения, нежели у Розы имелось, и несколько раз она чуть не плюнула на эту решетку и не кинулась набрасывать всё на глаз. Однако она напоминала себе, что терпение – ключевая добродетель всякой матери (видит Бог, ее собственная мать им располагала не в избытке), и продолжала тщательно действовать по плану.

К десяти она закончила решетку. Плечи ныли, и шея тоже, и колени, и Роза решила, что, прежде чем переносить расчерченный стрип на стену, хорошо бы прогуляться по кварталу, перехватить сэндвич или сигарету. Может, она повстречает Джо; он уже должен закончить выступление и наверняка идет к ней. Роза натянула пальто, на лифте спустилась в вестибюль. Дошла до угла Семьдесят девятой улицы, где допоздна работал продуктовый.

Позднее ей почудится, будто она, как кошка или духовидческая камера, наставленная на умирающего, разглядела свое потерянное счастье в миг, когда оно отлетело. Расплачиваясь за «Филип Моррис», она ненароком глянула на кипу воскресных газет у прилавка – утренний тираж, с пылу с жару, только-только с печатного станка. В верхнем правом углу «Геральда» были экстренные новости в красном прямоугольнике. Роза перечитала пять раз, всем сердцем, со всем вниманием, но этот крохотный осколок данных так и не разросся – ни тогда, ни впоследствии – и яснее не стал. Десять строк неуверенного безликого текста лишь сообщали, что судно с беженцами, многие из Центральной Европы, большинство, если не все, по имеющимся данным, – еврейские дети, пропало в Атлантическом океане, неподалеку от Азорских островов, и считается затонувшим. Не было – и несколько часов не будет – упоминаний о подводной лодке, о принудительной эвакуации, о внезапном шторме, налетевшем с северо-востока. Роза еще постояла – легкие полны дыма, и никак не выдохнуть. Затем подняла глаза на лавочника – тот с интересом за ней наблюдал. Очевидно, на ее лице творилось нечто занимательное. Что делать? Где он – в «Треви»? На пути в «Джозефину», как договаривались? Слышал ли новости?