Читать книгу - "Нити судьбы - Мария Дуэньяс"

— Это же я, донья Мануэла, я, Сира. Вы меня не помните? — прошептала я.

— Пресвятая Дева Мария! Сира, дочка, какая радость! — воскликнула она наконец.

Она обняла меня и расплакалась, а я тем временем изо всех сил сдерживалась, чтобы не поддаться нахлынувшим чувствам.

— Проходи, дочка, проходи, что ж мы стоим в дверях, — сказала донья Мануэла, несколько успокоившись. — Но какая же ты стала элегантная, детка, я тебя даже не узнала. Проходи, проходи скорее, рассказывай, какими судьбами в Мадриде, как у тебя дела, как мама?

Мы прошли в гостиную, и ностальгические воспоминания вновь нахлынули на меня. Сколько раз в детстве мама приводила меня сюда в День трех волхвов, и я, сгорая от нетерпения, пыталась угадать, какой подарок ждет меня в доме доньи Мануэлы. Ее квартира на улице Санта-Энграсия запомнилась мне большой и роскошной — конечно, не такой, как ее ателье, но намного превосходившей наше с мамой жилище на улице Редондилья. Однако теперь стало ясно, что мои детские впечатления были обманчивы. Квартира, в которой донья Мануэла прожила всю свою долгую одинокую жизнь, вовсе не являлась ни большой, ни роскошной — ничем не примечательное, холодное и темное жилище с окнами, завешенными потрепанными бархатными шторами, почти не пропускавшими солнечный свет. В гостиной теснилась старая унылая мебель, на потолке виднелись следы подтеков, и единственным украшением в комнате были поблекшие картины на стенах и пожелтевшие, вязанные крючком салфетки.

— Садись, дочка, садись. Хочешь чего-нибудь? Может, приготовить тебе кофе? Хотя на самом деле это всего лишь жареный цикорий — ты же знаешь, как сейчас плохо с продуктами, — но с молоком вполне съедобно, правда, в последнее время оно какое-то водянистое, увы, что поделаешь. Вот только сахара у меня нет: тот, что я купила по своей продовольственной карточке, отдала соседке для ее детей, потому что в моем возрасте какая мне уже разница…

Я остановила ее, взяв за руку.

— Нет, спасибо, донья Мануэла, я ничего не хочу, не беспокойтесь. Я пришла к вам, чтобы кое о чем спросить.

— Ну хорошо, спрашивай.

— Вы сейчас шьете?

— Нет, дочка, нет. С тех пор как мы закрыли ателье в тридцать пятом, больше не бралась за шитье. Ну разве иногда шила какую-нибудь мелочь для знакомых, не более того. Если мне не изменяет память, твое свадебное платье было последней моей большой работой, и кто бы мог подумать, что в конце концов…

Я предпочла не затрагивать эту тему и не дала ей договорить.

— Вы бы хотели работать со мной?

Донья Мануэла несколько секунд хранила растерянное молчание.

— Снова работать, говоришь? Вернуться к прежней жизни, шить в ателье?

Я кивнула, широко улыбнувшись, чтобы помочь ей преодолеть смятение. Однако донья Мануэла не спешила с ответом и увлекла разговор в другую сторону.

— А твоя мама? Почему ты не работаешь с ней, а зовешь меня?

— Как я вам уже сказала, она сейчас в Марокко — перебралась туда во время войны. Не знаю, известно ли вам об этом.

— Известно, известно… — тихо произнесла она, словно боясь, что эту тайну услышат стены. — Однажды она объявилась у меня совершенно неожиданно — прямо как ты сейчас. Рассказала, что у нее появилась возможность уехать в Африку — ты каким-то образом нашла людей, которые могут вывезти ее из Мадрида. Долорес не знала, что делать, и казалась напуганной. Она пришла посоветоваться со мной и узнать, что я обо всем этом думаю.

Мое лицо с безупречным макияжем нисколько не изменилось при этих словах и не выдало удивления, хотя я и не подозревала, что у мамы могли тогда быть сомнения — ехать или остаться.

— Я сказала ей, чтобы она соглашалась и уезжала как можно скорее, — продолжала донья Мануэла. — В Мадриде был настоящий ад. Нам всем было плохо, дочка, всем. Республиканцы сражались изо всех сил, и днем и ночью, чтобы удержать город. Сторонники националистов в Мадриде ждали своих и скрывались, боясь расправы. А такие, как мы с твоей мамой, не принадлежавшие ни к одной, ни к другой стороне, молили Бога, чтобы весь этот ужас скорее закончился и снова наступила спокойная жизнь. Правительство покинуло город, и никто уже не мог справиться с начавшимся хаосом. Поэтому я посоветовала Долорес выбираться из этого пекла и ехать к тебе — нельзя было упускать такую возможность.

Несмотря на замешательство, вызванное этим рассказом, я не стала больше расспрашивать донью Мануэлу про ту давнюю встречу. Я пришла к своей старой наставнице, чтобы поговорить о планах на ближайшее будущее, поэтому решила приступить к делу.

— Вы правильно сделали, посоветовав ей ехать; вы не представляете, как я вам за это благодарна, донья Мануэла, — сказала я. — У нее сейчас все отлично, она довольна и снова работает. Я открыла в Тетуане ателье в тридцать шестом, через несколько месяцев после начала войны. В те времена там царило спокойствие, и хотя испанкам было не до праздников и нарядов, нашлось много иностранок, которые не обращали на войну никакого внимания. Они и стали моими основными клиентками. Когда приехала мама, мы начали работать вместе. А сейчас я решила вернуться в Мадрид и открыть здесь ателье.

— Ты вернулась одна?

— Я уже давно одна, донья Мануэла. Наши отношения с Рамиро закончились очень быстро.

— Значит, Долорес осталась там без тебя? — удивленно спросила донья Мануэла. — Но ведь она уехала туда именно для того, чтобы быть рядом с тобой…

— Ей нравится Марокко: климат, атмосфера, спокойная жизнь… У нас хорошие клиентки, и, кроме того, у мамы там появились подруги. Так что она предпочла остаться. А я, наоборот, скучала по Мадриду, — солгала я. — Поэтому мы решили, что я приеду сюда, открою ателье, начну работать, а потом уж мы посмотрим, как быть дальше.

Донья Мануэла пристально смотрела на меня несколько бесконечных секунд. Веки ее обвисли, а лицо испещрили морщины. Ей было уже за шестьдесят — возможно, даже под семьдесят. Спина сгорбилась, а пальцы покрыли мозоли, оставшиеся после стольких лет работы с иголками и ножницами. Сначала она была обычной швеей, затем портнихой, потом — хозяйкой ателье; и вот в конце концов осталась ни с чем, как капитан без корабля. Однако она вовсе не сникла, ничего подобного. Ее живые глаза, маленькие и темные, как маслины, смотрели внимательно и испытующе, свидетельствуя, что голова ясная, как и прежде.

— Ты мне не все рассказала — правда, дочка? — наконец спросила она.

«Старая лиса», — подумала я с восхищением. Как можно было забыть, насколько она проницательна!

— Да, донья Мануэла, это не все, — признала я. — Я вам не все рассказала, потому что не могу. Открою лишь некоторую часть. Так вот, в Тетуане я познакомилась с очень важными людьми, которые и сейчас еще влиятельны. Именно они убедили меня приехать в Мадрид и открыть здесь ателье, чтобы шить для определенных клиенток из высшего общества. Не для тех, которые близки к нынешнему режиму, а главным образом для иностранок и испанских аристократок из монархических кругов, считающих, что Франко узурпировал власть короля.