Читать книгу - "Энн из Эйвонли - Люси Мод Монтгомери"

Дорогая учительница я решил написать сочинение о птицах. птицы очень полезные животные. мой кот ловит птиц. Его зовут Уильям но па зовет его том. он полосатый и одно ухо атморозил прошлой зимой. за одно это его можно назвать красивым котом. мой дядя подобрал кота. Он пришел к его дому и не хотел уходить и дядя сказал что этот кот забыл больше чем некоторые люди когда либо знали. он разрешает ему спать на кресли кочалки и тетя говорит что он думает о коте больше чем о своих детях. это неправильно мы должны быть добрыми к котам давать им свежее молоко но нельзя о них думать больше чем о своих детях. это все что я могу сказать в настоящее время

эдуард блейк КлеЙ

Сент-Клэр Доннелл пишет, как всегда, кратко и по делу. Слов на ветер не бросает. Я не думаю, что он выбрал тему или написал такой постскриптум из вредности. Просто ему недостает такта или воображения.

Дорогая мисс Ширли!

Вы просили описать что-то нас поразившее. Я опишу магистрат Эйвонли. У него две двери – вход и выход. Шесть окон и камин. Все как положено. Дом выкрашен в синий цвет. Именно это придает ему странный вид. Стоит он на нижней дороге в Кармоди. Магистрат – третье по значимости место в Эйвонли. Два других – церковь и кузница. В них проходят дискуссии, лекции и концерты.

Искренне ваш

Джейкоб Доннелл

P. S. Краска – ярко-синяя.

Письмо Аннеты Белл было достаточно длинным, что меня удивило. Написание сочинений не самая сильная ее сторона. Сочинения у нее такие же короткие, как у Сент-Клэра. Аннета – тихоня, образец воспитанности, но в ней нет ни капли оригинальности. Вот ее письмо:

Моя самая дорогая учительница!

Я решила написать о том, как сильно я вас люблю. Люблю всем сердцем, душой и разумом… всем своим существом. Я хочу быть вашей служанкой. Какая честь это была бы для меня! Ради вас я стараюсь хорошо учиться и выполнять все домашние задания.

Вы так прекрасны, учительница моя. Ваш голос звучит как музыка, глаза подобны фиалкам, увлажненным росой. У вас стать королевы. Ваши волосы ниспадают золотыми волнами. Энтони Пай говорит, что они рыжие, но кто обращает на него внимание?

Я знаю вас всего несколько месяцев, но теперь не могу представить, как я жила, пока вы не вошли в мою жизнь и не наполнили ее благословенным светом. Я всегда буду вспоминать этот год как самый лучший в моей жизни, ведь я узнала вас. И в этом году мы переехали в Эйвонли из Ньюбриджа. Моя любовь к вам сделала мою жизнь богаче, она удерживает меня от плохих и злых поступков. И за все это я должна благодарить вас, моя любимая учительница.

Никогда не забуду, какой очаровательной вы были при последней встрече – в черном платье с цветами в волосах. Такой я буду видеть вас всегда, даже когда мы обе состаримся и поседеем. Для меня вы останетесь такой же юной и прекрасной, моя дорогая учительница. Я все время думаю о вас… утром, днем и вечером. Мне нравится, когда вы смеетесь и когда вздыхаете… и даже когда у вас надменный вид. Я не помню вас сердитой, хотя Энтони Пай только такой вас и помнит. Впрочем, неудивительно, что вы сердитесь на него – он того заслуживает. Вы хороши в любом платье… в каждом новом – все восхитительнее.

Моя любимая учительница, спокойной ночи. Солнце село, на небе зажглись звезды… такие же яркие и чарующие, как ваши глаза. Я целую ваши руки, ваше лицо, мое счастье. Да благословит вас Бог и сохранит от всякого зла.

Навеки ваша

Аннета Белл.

Это эксцентричное послание немало меня озадачило. Я понимала, что сочинить такое письмо для Аннеты так же невозможно, как воспарить к небу. На следующий день во время перерыва я пригласила ее на прогулку к ручью и потребовала, чтобы она рассказала мне всю правду о письме. Аннета расплакалась и во всем созналась. Она сказала, что никогда не писала писем раньше и не знает, как это делать. Но в верхнем ящике бюро она обнаружила пачку любовных писем, написанных матери старым воздыхателем.

«Письма были не от отца, – всхлипывала она, – а от молодого человека, который готовился стать священником и умел писать любовные письма. Но мама все-таки не вышла за него. По ее словам, она не всегда могла понять, к чему он клонит. А мне письма показались очень красивыми, и я переписала кое-что из разных мест. «Леди» я переправила на «учительницу», вставила несколько предложений от себя и заменила некоторые слова. Вместо «настроя» я написала «платье». Я не знала, что такое «настрой», но предположила, что это вид одежды. Я была уверена, что разницу вы не заметите, и до сих пор не могу понять, как вы догадались, что писала не я. Вы, должно быть, необычайно умны».

«Очень плохо переписывать чужие письма и выдавать их за свои», – сказала я. Но, боюсь, больше всего Аннету расстроило то, что я вывела ее на чистую воду.

«Я действительно люблю вас, учительница, – всхлипывала она. – Все сущая правда, просто священник написал это первым. Я всем сердцем люблю вас».

Очень трудно кого-то отчитывать при таких обстоятельствах.

А вот письмо Барбары Шоу. Я опускаю грамматические и прочие ляпы.

Дорогой учитель!

Вы сказали, что мы можем рассказать о своей поездке в гости. Я только один раз была в гостях. Прошлой зимой мы навещали тетушку Мэри. Это удивительная женщина и превосходная хозяйка. Вечером в день нашего приезда мы сели за чай. Я опрокинула вазочку, и она разбилась. Тетя Мэри сказала, что эту вазу ей подарили на свадьбу, и никто раньше не пытался ее разбить. Когда мы встали из-за стола, я наступила тетушке на юбку и оторвала оборку. Наутро я уронила кувшин в раковину, и тот и другая потрескались, а за завтраком пролила чай на скатерть. Помогая тете Мэри мыть после обеда посуду, я разбила фарфоровую тарелку. Вечером я упала с лестницы, вывихнула лодыжку, после чего мне пришлось неделю проваляться в постели. Я слышала, как тетя Мэри говорила дяде Джозефу, что им еще повезло, а то я разнесла бы весь дом. Когда я стала поправляться, пришло время уезжать. Не