Читать книгу - "Энн из Эйвонли - Люси Мод Монтгомери"

– Конечно, говорил, – откровенно заявил Дэви. – А иначе вы не испугались бы. Так надо было сделать.

Страх и напряжение дали о себе знать, а упорство нераскаявшегося Дэви стали последней каплей. Две крупные слезы выступили у Энн на глазах.

– О, Дэви, как ты мог? – голос ее дрожал. – Разве ты не понимаешь, как плохо ты поступил?

Дэви был потрясен. Энн плачет… она плачет из-за него. Волна искреннего раскаяния накатила на маленькое сердечко и растопила его. Он бросился к Энн, зарылся в ее колени, обхватил руками шею и расплакался.

– Я не знал, что вранье – так плохо, – рыдал Дэви. – Откуда мне знать? Дети мистера Спротта врут каждый день и при этом божатся и крестятся. Наверное, Пол Ирвинг никогда не врет, и я буду изо всех сил стараться поступать как он. Но ты меня больше все равно не будешь любить. Почему ты не рассказала раньше, что врать плохо?

Уткнувшись лицом в плечо Энн, он безутешно лил слезы. Внезапно Энн пронзило понимание чувств мальчика, она крепко его обняла и посмотрела поверх вихрастой головы на Мариллу.

– Дэви не знал, что врать плохо, Марилла. Думаю, надо на этот раз его простить, если он пообещает никогда впредь не говорить неправду.

– Теперь, когда я понял, что врать скверно, такое не повторится, – лепетал Дэви между всхлипываниями. – Если вы когда-нибудь поймаете меня на вранье… – Дэви задумался на минуту, ища подходящее наказание, – …тогда можете содрать с меня заживо кожу.

– Не говори «вранье», Дэви… говори «ложь». – Энн перешла на учительский тон.

– Почему? – спросил Дэви, успокаиваясь и поднимая на них заплаканные глаза, в которых было непонимание. – Почему «вранье» говорить плохо, а «ложь» хорошо? Это слово не хуже.

– Это жаргон. Маленькие мальчики им не пользуются.

– Как много на свете всего, чем нельзя пользоваться. Жаль, что нельзя говорить «вранье», но раз вы так считаете, больше этого слова от меня не услышите. А сейчас что вы со мной сделаете? Скажите! – Энн умоляюще взглянула на Мариллу.

– Не думаю, что ребенка надо сурово наказывать. Никто не говорил ему, что ложь – грех, а дети Спротта – не самая лучшая компания для маленького мальчика. Бедняжка Мэри тяжело болела и не могла уделять его воспитанию должного внимания. А от шестилетнего ребенка трудно ожидать, что он инстинктивно будет поступать правильно. Нам надо исходить из того, что Дэви не видит разницы между «плохим» и «хорошим», и начинать воспитание с нуля. Он заслуживает наказания за то, что запер Дору в сарае, но я не могу придумать ничего нового, кроме как оставить его без ужина и отправить спать, хотя мы это делали много раз. Может, ты, Энн, придумаешь что-то новое? Думаю, с твоим богатым воображением трудностей у тебя не будет.

– У меня хорошо придумываются только приятные вещи, а наказания к ним точно не относятся, – сказала Энн, обнимая Дэви. – В мире столько неприятностей, что нет смысла выдумывать новые.

В результате Дэви, как обычно, отправили в его комнату, где ему надлежало находиться до полудня следующего дня. Было видно, что он крепко задумался над случившимся, и когда Энн шла к себе, она услышала тихий шепот – ее звали. Дэви сидел в постели, подперев подбородок руками.

– Энн, – торжественно заговорил он. – Врать, то есть лгать, нельзя всем? Хотелось бы это знать.

– Конечно, всем.

– И взрослым тоже?

– Да.

– Тогда Марилла плохая, – решительно заявил Дэви. – Она говорила неправду. Выходит, она еще хуже меня – ведь я не знал, что лгать плохо, а она знала.

– Вот что, Дэви Кит, – возмущенно проговорила Энн. – Марилла ни разу не солгала за всю жизнь.

– Нет, солгала. В прошлый вторник она мне сказала, что, если я не буду перед сном молиться, со мной произойдет что-нибудь ужасное. Так вот… я целую неделю не читал вечерние молитвы – хотел посмотреть, что же такое со мной случится… и ничего не произошло, – закончил Дэви чуть ли не с обидой.

Энн с трудом подавила рвущийся наружу смех, понимая, что это нанесет серьезный удар по репутации Мариллы.

– А ты разве не видишь, Дэви, – торжественно произнесла она, – что как раз сегодня с тобой и случилась беда.

Дэви посмотрел на нее с недоверием.

– Ты, может, думаешь, что я переживаю из-за пропущенного ужина? – презрительно отозвался он. – Но в этом нет ничего ужасного. Меня столько раз со времени нашего приезда отсылали сюда, что я к этому привык. И то, что я остался без ужина, меня тоже не беспокоит – просто за завтраком съем двойную порцию.

– Я говорю не об этом. Ужасно то, что ты сегодня солгал. И, знаешь, Дэви… – Энн перегнулась через изножье кровати и погрозила виновнику пальцем, – для маленького мальчика ложь – большая провинность. Возможно, это самое худшее, что может с ним случиться. Так что Марилла сказала тебе правду.

– Я думал, что в этом случае меня ждет что-то волнующее, исключительное, – разочарованно произнес Дэви.

– Тут Марилла не виновата. Плохие вещи не всегда волнующие. Они чаще глупые и отвратительные.

– И все-таки было ужасно смешно видеть, как вы с Мариллой пялитесь в колодец, – сказал Дэви, обхватив руками коленки.

Находясь в комнате, Энн сохраняла серьезное выражение лица, но, спустившись вниз, рухнула на диван в гостиной и хохотала до тех пор, пока у нее не заболели бока.

– Может, расскажешь, что тебя так рассмешило, – сказала Марилла с невеселым выражением лица. – А то у меня сегодня не было повода для смеха.

– Будет, когда я кое-что вам расскажу, – заверила ее Энн.

И Марилла действительно рассмеялась – как воспитатель она несомненно выросла со времени появления в семье Энн. Отсмеявшись, она тяжело вздохнула.

– Наверное, не стоило ему такое говорить, но я собственными ушами слышала, как священник именно так вразумлял одного ребенка. А Дэви меня в то вечер прямо до ручки довел. Ты как раз уехала на концерт в Кармоди, и я сама его укладывала. Дэви заявил, что не видит пока никакого толку в молитвах, сначала надо вырасти. Только тогда он будет представлять интерес для Бога. Энн, я не знаю, что делать с этим мальчиком. Он никогда ни в чем не уступает. У меня руки опускаются.

– Ох, не говорите так, Марилла. Вспомните, как скверно я вела себя в первые дни у вас.

– Энн, ты никогда не была плохой… Никогда. Теперь, когда я столкнулась с подлинной испорченностью, мне это ясно. Признаю, ты постоянно попадала в какие-нибудь переделки, но у тебя никогда не было злых намерений. А Дэви плохо себя