Читать книгу - "Магия в скорлупе - Энн Доунер"

Волшебник лег на живот, чтобы заглянуть под голубятню, и в этот момент услышал сладкий голос:

— Ты что-то потерял, Гидеон?

Он вылез, отряхивая перья и пыль. Рядом с голубятней в платье из серебристо-голубой парчи стояла Фебрис, фрейлина королевы и одна из шпионок Кобольда. Ее можно было назвать красавицей, если бы не мертвенная бледность кожи. Волосы, выбившиеся из-под головного убора, были скорее белыми, чем золотистыми, а глаза водянисто поблескивали. В сумерках ее силуэт казался сотканным из холодного лунного света и пыли. Гидеон подумал, что, возможно, так и было.

— Мне показалось, что лиса проскользнула под голубиную клетку, — сказал он.

Она хищно глянула на него, как сова на мышь.

— Лиса? А почему бы не послать за ней виверну? Зачем пачкаться, когда она могла бы тебе помочь? — Слова капали с языка, как мед с ложки, но это напомнило магу вкус протухшего мяса, покрытого сахарной пудрой. Он засмеялся, и Фебрис испуганно отступила назад. Смех — сильное оружие против демонов.

— Послать виверну за лисой? Шум вышел бы жуткий, а нашей новой королеве не понравится, если ее вечерние молитвы прервутся таким образом. В любом случае, возможно, и не было никакой лисы — мне это просто почудилось. Но ты можешь проверить сама. — Он махнул рукой в сторону голубятни.

Фебрис наморщила нос:

— Конечно, я верю тебе на слово, Гидеон.

Она повернулась и ушла со двора.

Гидеон посмотрел ей вслед, понимая, что обмануть ее не удалось. Она сообщит все Кобольду. Нельзя терять времени.

Волшебник бросился в свою комнату. Аппарат для привлечения виверн чрезвычайно сложный. Придется работать почти всю ночь. Но если он станет упорно трудиться, все будет готово за час до зари, когда привораживающие чары сильнее всего.

Он пошел коротким путем через огород и именно там увидел загадочное сияние, исходящее от дынных грядок. У Гидеона екнуло сердце.

Нельзя было перепутать: следы от когтей точно принадлежали Уикке. И нельзя было ошибиться, увидев расплывчатое кольцо света, маслянисто мерцающее и тихо жужжащее, подобно прялке. Гидеон со стоном опустился на землю. Дракониха прошла через это кольцо света, бывшее чем-то вроде входа в волшебную кроличью нору, ведущую сквозь пространство и, что гораздо хуже, — время.

Он начал просовывать руку в эту дыру, но остановился. Бесполезно было бросаться за Уиккой, не подготовившись. Маг вернулся к себе и в течение часа убирал реторты с зельем и волшебные книги под замок, для пущей уверенности налагая на него защитные чары.

Уикка не могла выбрать для побега более неподходящий момент. На носу были ежегодные экзамены по полетам у молодых драконов, нужно наконец разрешить спор между людьми и троллями о правах на разработку копей и устроить пышный пир в честь гномов-посланников. И кто будет вместо него председательствовать на очередном заседании Верховного Суда Гильдии? У него едва ли оставалось время на собственные занятия генеалогией демонов или усовершенствование универсального противоядия. Последняя партия этого снадобья сделала придворного дегустатора невесомым на целую неделю. Теперь-то Гидеон понимал, почему его предшественник бросил все и удалился в провинцию разводить пчел.

На верхней полке свернулась двухголовая змея, а рядом с ней сиял под стеклянным колпаком холодный голубой огонь, горевший без воздуха и топлива. Это были его близкие друзья: змейка Оуроборос, старая, как само время, и Игнус — разумный огонь.

Гидеон отложил дорожный мешок, подошел к волшебному огню, поднял стеклянный колпак и протянул пустой кошель. Игнус слетел с полки в него. Чародей защелкнул кошель и положил в карман. Затем потянулся за Оуроборос. Змейка скользнула в рукав и обвила руку хозяина. В шве была маленькая дырочка, сквозь которую она могла выглядывать.

Осталось придумать, как объяснить королю свое внезапное исчезновение. Маг испортил два листа бумаги, прежде чем нашел подходящий предлог: вызов на чрезвычайное собрание Гильдии Мастеров Волшебных Искусств. Гидеон знал, что Кобольд быстро распознает ложь, но надеялся к тому времени вернуться вместе с Уиккой и успеть помешать любым попыткам лишить его положения Королевского Чародея. Он искусно сложил записку в виде голубя, произнес несколько слов на волшебном языке и проследил, как бумажная птичка полетела прямо в окно королевской опочивальни.

Он выпустил на волю тритонов и налил в блюдце сливки на тот случай, если Уикка все-таки скрывается где-то в замке.

— Замкнись! — приказал он двери и, когда засов послушно задвинулся, закинул мешок на спину и отправился к кроличьей норе.

Глава 2
Теодора, известная как Додо

— Почему мне нельзя поехать с тобой? — спросила Теодора Оглторп, сидя на отцовской кровати. Она старалась, чтобы голос прозвучал сердито, но оказалось, что трудно одновременно ворчать и любоваться пластмассовыми вампирскими зубами в зеркале над комодом.

Мистер Оглторп складывал гавайские рубашки и спортивные носки в видавший виды чемодан, покрытый таким слоем скотча и старых дорожных наклеек, что под ними едва можно было разглядеть потертую кожу. Ярко-оранжевый ярлык со словом «КАРАНТИН» был не до конца содран.

Большинство отцов сказало бы: «Додо, это слишком опасно», или: «Ты еще мала», или: «Ты будешь мешать», но мистер Оглторп подошел к комоду и, вытащив стопку маек и трусов, спросил дочь:

— Ну, если ты хочешь устроиться на работу в экспедиции, скажи мне, что ты умеешь. Вы говорите по-лаосски, мисс Оглторп?

Теодора отрицательно покачала головой.

— Ты можешь поставить палатку ровно за десять минут? А если палатку снесет, сделать бамбуковый шалаш?

Теодора сняла пластмассовые клыки и, держа их в руках, притворилась, что кусает ими покрывало на кровати, как терьер-вампир.

— Нет.

— Ты можешь приготовить обед на двадцать человек из угря и полкило риса, причем угря надо поймать самой?

Теодора почувствовала, что краснеет.

— Нет, но я могла бы делать пластмассовые слепки со следов, как ты учил меня прошлым летом, и помогать проверять ловушки для насекомых и упаковывать образцы.

Энди Оглторп сел на кровать рядом с дочкой. Он был высоким, с длинными сильными руками и ногами бывшего бейсболиста. Взяв у Додо вампирские зубы, он, не вставая, положил их на комод.

Теодора перевела взгляд с отца на свое отражение в зеркале. Она знала, что ничуть не похожа на него. В раннем детстве она была почти рыжая, как и отец, но, став старше, потемнела, так что все пожилые тетушки со стороны Оглторпов сказали, что она пошла в Гринвудов — родню с материнской стороны. Это означало, что у нее были мамины темные волосы и карие глаза, но она далеко не такая хорошенькая, как мама. Теодора невольно нахмурилась и откинула назад густые волнистые волосы.