Читать книгу - "Наблюдатели - Евгения Владимировна Басова"

взвизгивает и принимается колотить хвостом об железо гаража. Неужто они наконец смогут уйти с базара?

А Мурка продолжает:

– На противоположном конце города, в квадрате Лип-сто, есть аналогичный объект исследования, местные называют его «Рынок колхозный». Мы сможем перебраться туда. Главное – идти по городу ночью, в темноте.

Полкан тяжело вздыхает. Спрашивает:

– А когда мы сможем вернуться домой?

– Ты же знаешь, надо прожить век, – отвечает ему Мурка. – Но не грусти, у четвероногих он совсем короткий! А представь, если бы мы были как эти, на двух ногах! Вот бы пришлось дожидаться!

– Двуногие, – сказал Полкан, – запросто гибнут под машинами и на войне. Я слышал от стариков, друзей Гермогеныча.

– Если мы погибнем с тобой раньше срока, то нам конец, – Мурка ударила по забору лапой. – Я говорю тебе, надо прожить век, всё, что нам было отмерено. Я буду чуть старше, а ты моложе, но тоже дряхлый старик. И когда ты придёшь выть в последний раз, тебе укажут пустую поляну, которую мы с тобой разыщем.

– И что будет? – спросил Полкан.

Мурка сказала:

– Это всегда бывает по-разному. Может, к нам спустится луч, по которому мы пойдём наверх друг за дружкой… А может, если мы будем не в силах идти, за нами прилетит невидимая ладья. Но дома мы выйдем из неё такими же, как и улетали сюда, ещё не вполне взрослыми. И сами удивляться будем, что прожили уже чей-то век!

Полкан закрывает глаза и вспоминает необыкновенную, позабытую лёгкость – так было дома! На его планете никто не знает ни жары, ни холода. Воздух густой, в нём можно кувыркаться и плавать, если умеешь. И все малыши хотят скорей научиться! Мама, папа, учителя, друзья – всё шлют тебе тёплые волны, которые обтекают твои голые руки и ноги, и твои плавники, и щёки, и взъерошивают волосы. Ты качаешься в воздушных волнах, и здесь же все твои одноклассники, и необыкновенно красивая стажёрка, помощница учителя Эс-трам–1 машет плавниками и смеётся, как не умеет смеяться больше никто.

Каждое утро они собирались и играли все вместе, полгорода, чтобы получить друг от друга силы на весь день. Почему-то, когда радость переходит от тебя к кому-то другому, её в тебе делается больше.

Кому здесь он мог бы переслать по холодному разрежённому воздуху радость, думает Полкан – и сразу вспоминает старика с часами. Должно быть, нужна старику чья-нибудь радость, своей собственной радости мало в нём. Полкану это не зря казалось с его собачьим чутьём. Сегодня ночью диспетчер велел ему приглядывать за Гермогенычем! А как приглядишь, как выполнишь задание, если окажется, что не жить ему, Полкану, теперь на базаре? Главное правило всех командировочных – следуй местным обычаям! А у собак на базаре первый закон: «Не тронь человека!» Люди дают тебе работу – сторожить территорию – и дают кров, от них тебе перепадает какая-никакая еда. Людей надо слушаться беспрекословно, иначе кто знает, что они захотят с тобой сделать?

Полкан и Мурка тихо выглядывают из-за забора. Старушки, видно, замёрзли, они споро собирают свой скарб – скоро уйдут. Мурка выбирается из укрытия первая, и тут же её подхватывают поперёк туловища и поднимают над снегом. Пахнет табаком, и она слышит голос сторожа дяди Миши:

– Всё мёрзнешь, Мурлыка? Айда ко мне греться!

Полкан идёт по базару. Редкие покупатели с опаской поглядывают на него.

– Это наш, – успокаивает чужаков Гермогеныч, – его у нас все знают!

У кресла стоит вчерашний высокий и тонкий человек, в последнее время он зачастил сюда. Полкан забирается в кресло. На прилавке расставлены шахматы, Гермогеныч и пришлый коллекционер дышат себе на руки. Сегодня не поиграешь, не покумекаешь как следует над доской.

– Ни в чём нуждаться не будешь, – говорит чужак Гермогенычу. – И всей работы – в шахматишки со мной сыграешь, и, конечно, – часы. Всё, что делаешь сейчас, так и будешь делать. Но, конечно, уже подо мной, с отчётом.

– Так здесь-то я сам по себе, – отвечает ему старик. – Ни перед кем не отчитываюсь.

– А никакого «здесь» скоро не будет, – не отстаёт чужак. – Дело уже решённое, сносим блошиный рынок. И земля, на которой стоишь, уже купленная.

Старик возражает:

– Слыхал я, что договорённости о продаже пока нет. Делят наверху эту землю, да не поделили ещё.

Полкан при слове «наверху» вскидывается, смотрит на небо. Неужто старик тоже ходил ночью выть и сверху ему сказали, что делят для чего-то вот этот кусок земли, через который тянутся чёрные деревянные торговые ряды?

Чужой человек тяжело, давяще смотрит на Гермогеныча.

– Поглядим ещё, – медленно говорит старик. – Может, и останется рынок стоять, как стоял.

– Не останется, – усмехается чужой. – Если кто несговорчивый, здесь или в городской администрации, к тем умные люди другие придумали разные методы.

Он смахивает с доски шахматы и резко идёт к своей машине.

Проходит несколько дней, за которые Полкан опять не замечает ничего нового.

В разрежённом воздухе Земли он спит глубоко и сладко. Ему спокойно под крыльцом старого павильона. И когда он сквозь сон слышит крики и резкий визг, то не сразу вспоминает, что он на поселковом рынке и он – собака. Он ударяется головой о доски крыльца, высовывает голову и видит, как другая собака с тонким, полным ужаса визгом катится кубарем между рядов, и ещё несколько собак, которые – не узнать отсюда – лежат там и здесь, и чьи-то лапы подёргиваются, а чьи-то подняты вверх или раскинуты странно, как у живых не бывает. К забору через площадку бегут люди. По ряду № 8 во всю длину вытянут большой костёр, это целая огненная стена на ножках. Горят сарайчики по краю площадки, и домик сторожа полыхает. Оттуда выскакивает человек, у него огонь прыгает на спине и на животе. Человек судорожно бьёт себя по животу и валится в снег, выкатывается в нём.

«Эс-трам–1! – думает Полкан. – Мурка!»

Он несётся к домику, обегает огонь кругом – нет, нигде нет прохода, разве что сквозь костёр! Но он Полкан, он собака, его шерсть вспыхивает, и внутри делается невыносимо горько, лёгкие заполняет горечь. И когда он снова открывает глаза, вокруг очень светло, и это не свет огня, а свет зимнего дня и снега.

– Один остался, – говорит знакомый голос над ним.

И другие голоса ему отвечают:

– Так долго ли сторожей приманить, вон сколько их по посёлку бегает!

– И не спасли такие сторожа от поджигателей…

Опять первый голос повторяет:

– Один остался. Полкан-шахматист.

Гермогеныч гладит Полкана по холке.

– Я шахматист, и ты шахматист, – улыбается