Читать книгу - "Королек - птичка певчая - Решад Нури Гюнтекин"

Три дня тому назад нам вернули школу. После пятимесячногоперерыва начались занятия. Но к чему? Уже конец года.

Весна. Классы наполнились ярким солнечным светом. На стенахколышутся зеленые волнистые полосы — то «зайчики», отраженные зеркальной гладьюСредиземного моря. Ни у детей, ни у взрослых нет желания работать.

Старшая учительница ни за что не хотела оставаться вКушадасы. Месяц тому назад ее перевели в другой город. На ее место назначилименя. Прежнюю должность «старшей учительницы» упразднили, и теперь я считаюсь«мюдюре». Но я не радуюсь, мои коллеги-учительницы начали на меня косопосматривать. Нельзя сказать, что они очень культурные и образованные люди, новсе-таки надо уважать их возраст; у каждой за плечами, говоря языком чиновниковминистерства образования, стаж в пятнадцать — двадцать лет. Наверно, и я бы наих месте обиделась, если бы в один прекрасный день надо мной поставилималенькую девчонку, которая годится мне в дочери.

В начале марта Хайруллаха-бея перевели на пенсию. Он человекбогатый, в жалованье не нуждается. Но это его огорчило.

— Сколько раз вот этой рукой я закрывал глаза моимдорогим медвежатам. Я хотел, чтобы и мои глаза закрыли они, чтобы они проводилименя в последний путь. Не вышло…

Хайруллах-бей всю молодость посвятил науке и был поистинекладезь всевозможных знаний. В доме у него хранилась огромная библиотека, хотяи сам он говорил, будто в мире нет ничего бесполезнее книг, и утверждал, что ите, кто пишет книги, и те, кто их читает, — остолопы, ничего не понимающиев жизни.

Вчера я пыталась сразить его убедительным доводом:

— Хорошо, но почему тогда вы сами так много читаете именя даже подстрекаете к этому?

Столь веский аргумент мог сбить с толку кого угодно. НоХайруллах-бей ничуть не смутился, напротив, даже расхохотался и ответил:

— Ты очень ловко заметила, крошка. Но кто тебязаставляет верить мне?

Не понимаю этого старого доктора. Он в оппозиции ко всему,что ему дорого. Я даже чувствую: бранясь, он любит меня больше, чем обычно.

Оставив службу, Хайруллах-бей целые дни проводит дома зачтением книг. Иногда он надевает свои сапожищи, память об армии, вешает черезплечо, как жандарм, винтовку, садится на Дюльдюля (это его любимая сераялошадь) и ездит по деревням, лечит крестьян. Дома остаются еговосьмидесятилетняя

кормилица и старый садовник, которого он величает онбаши[100].

Три дня назад доктор пригласил нас с Мунисэ в гости.Настроение у него было чудесное. Я копалась в его книгах, а он возился сМунисэ, отдавая ей серьезным тоном приказания. Я умирала со смеху, глядя наних.

— А сейчас, — гремел доктор, — сыграем стобой в прятки. Только, чур, не прятаться в непроходимые места! Ты величиной спальчик, залезешь куда-нибудь — потом часами ищи тебя. А если вдруг тебепридется долго меня искать, не удивляйся, очевидно, я задремал где-нибудь вукромном уголке.

Через несколько дней надену на Мунисэ чаршаф. Ей исполняетсячетырнадцать лет. Ростом она уже с меня. Моя малышка расцвела, как роза. У неесветло-рыжие, почти соломенные волосы, белое личико, темно-синие глаза, которыеменяют оттенок в зависимости от освещения — утром они одни, вечером

— другие. Мунисэ похожа на сказочную пери, у которой,когда она улыбается, на щеках распускаются розы, а если плачет — из глазструится жемчуг.