Читать книгу - "Искупление - Элизабет фон Арним"

Нелепое положение и пугающее, потому что Милли совершенно не понимала, в чем дело. А Нора… Как объяснить ее поступки? Милли не знала, что и думать. Она вдруг исчезла, сказала, что вернется к чаю, но появилась лишь к ужину, а затем вновь скрылась, так ничего и не объяснив, пропадала где-то не только весь вечер, но почти полночи. Что все это значило? Откуда такая разительная перемена? Казалось, пропасть пролегла между Норой, что ушла вскоре после завтрака, и той взволнованной, странной, неестественной Норой, которая вернулась к ужину. И куда она ушла потом вместе с Джорджем, где провела те бесконечные часы, каждый из которых придавал ее исчезновению все большую загадочность? Нора, такая искренняя и открытая, стала скрытной, постоянно исчезает. Как оставаться в доме, когда хозяйка где-то пропадает?

О, это невозможно, невозможно, твердила Милли в отчаянии, она больше не выдержит. Каждый новый визит хуже предыдущего. Это пытка для всех. Был лишь один дом, где… Ну конечно, как она не подумала об этом раньше? Дом на Денмарк-Хилл, единственное место, где она могла бы обрести утешение, дом матери, которая, казалось, принимала то, с чем не могли примириться другие, которая никогда не осуждала, не страдала любопытством и всегда была добра.

Но будет ли мать добра теперь?

Милли не знала. Возможно, сказала она себе, беспокойными пальцами перебирая оборки и выкручивая ткань, когда человек так стар, очень, очень стар, куда труднее не быть добрым. Для матери страсти и тяготы жизни уже позади. Та, что удалилась от житейских бурь и теперь с высоты птичьего полета наблюдает за битвой внизу, где люди все еще мучают и терзают друг друга, способна на жалость и умеет быть терпеливой. Если мать найдет в себе крупицу доброты или даже если просто примет грешную невестку, не выказывая ни доброты, ни злобы, дом ее станет для Милли самым желанным убежищем! В этом доме найдет она защиту от враждебности, презрения и неприязни, от столь же мучительных неохотных попыток окружить ее вниманием. Там она обретет покой и сможет тихо жить, если мать позволит – о, неужели не позволит? – пока семья не решит, что пора отпустить ее, настало время ей уехать навсегда.

С каждой минутой картина эта рисовалась Милли все отчетливее, с каждой минутой все больше тянуло ее в дом на Денмарк-Хилл. Право же, удивительно, что никто не подумал об этом раньше. С матерью она будет вдали от всех, но в то же время на виду у Титфорда и сможет явиться тотчас, как только понадобится. Джордж с радостью избавится от нее, Норе не придется исчезать из дома, вдобавок удастся избежать грядущего визита к Эдит, при мысли о котором Милли обдавало холодом. Кто станет возражать против такого? Ну разве что это разрушит планы семьи, хотя даже не разрушит, просто изменит, к тому же позднее, когда Ботты придут наконец к согласию и решат, чего же они хотят на самом деле, она сможет возобновить визиты…

Милли отбросила одеяло и опять вскочила на ноги. Теперь она в глубоком волнении нетерпеливо ждала утра, когда сможет увидеться с Норой, все ей объяснить и настоять, что это единственный выход.

Когда Милли встала с постели, башенные часы вдалеке пробили три. То были куранты на колокольне храма Святого Тимофея, а мгновение спустя медленно и торжественно над спящими полями разнесся звон часов с колокольни церкви Святого Иуды в Уэст-Титфорде. Милли знала этот звон, слышала его долгие годы, всю свою взрослую жизнь. И год за годом, час за часом куранты обеих церквей, следуя друг за другом, торжественно отбивали время.

Милли набросила пеньюар и подошла к окну. Звездная тихая ночь, казалось, глубоко задумалась о чем-то. Где же Нора в этой беспредельной тишине?

Милли повернула голову и прислушалась. Наконец-то в вымершем доме раздался шум – открылась, а затем осторожно закрылась входная дверь, послышались шаги на лестнице, осторожные шаги по коридору, потом шаги нерешительно замедлились, затихли…

Милли босиком пересекла комнату, подошла к двери и приникла ухом к щели между дверью и косяком. Неужели кто-то стоял за дверью? Разве не слышала она, как бьется чье-то сердце? Или то было ее собственное?

– Это ты, Нора? – прошептала Милли и, чуть помедлив, взволнованно спросила: – Нора, это ты?

Никто не ответил, но дальше по коридору тихо закрылась дверь.

* * *

То же случилось и на следующее утро: полнейшее молчание, никто не показывался, Нора так и не появилась.

Набравшись терпения, Милли принялась ждать, пока Джордж позавтракает, перед тем как отправиться в Сити, а Нора проводит его до машины. Однако время шло, а Нора все не приходила, и Милли, стараясь быть рассудительной, решила подождать еще. Должно быть, сейчас она говорит с кухаркой, распоряжается насчет обеда и ужина, а через несколько минут появится, сказала она себе, но этого не произошло. Текли минуты, прошло полчаса, час, Норы все не было – в это время их с Джорджем автомобиль двигался в сторону Денмарк-Хилл в веренице других машин, набитых встревоженными Боттами с опухшими после бессонной ночи глазами.

Дело в том, что Фред, опасаясь легкомыслия несдержанной на язык Норы, позвонил заранее, еще до того как та закончила кормить безучастного ко всему Джорджа, и велел ей поторопиться, доставить мужа на Денмарк-Хилл как можно скорее. Они с Мейбл уже выезжают, сказал Фред, опаздывать нельзя ни в коем случае, не хватало только упустить время и позволить Эдит совершить непоправимое.

– Лучше тебе не приближаться к вашей гостье, пока мы не встретимся и не решим, что делать дальше. Крайне важно, чтобы мы действовали сообща, в полном согласии.

– Она еще не вставала, – ответила Нора и порадовалась про себя, что ночью не поддалась искушению поцеловать Милли. Подстрекаемый тревогой и горечью Фред на другом конце телефонного провода в первый и единственный раз в жизни отпустил остроту, буркнув:

– Не буди Милли, пока спит тихо[39].

Он тотчас повесил трубку, оставив изумленную Нору стоять с открытым ртом.

Вот почему к тому времени, когда терпение Милли иссякло и она вышла из спальни на поиски Норы, хозяева дома были уже на полпути к Денмарк-Хилл.

Милли прошла по коридору к лестнице, перегнулась через перила и позвала хозяйку. Как и ночью, никто не ответил. Дом казался брошенным, пустынным, словно его покинули все, кроме солнца и апрельского ветра. Окна и двери были распахнуты настежь. Кровать Норы проветривали, матрас лежал перевернутый. Шерстяная трикотажная пижама Джорджа висела на спинке стула в его гардеробной, пустые штанины покачивались на сквозняке. Запах мыла и зубного