Читать книгу - "Наследница царицы Савской - Индия Эдхилл"

Не пришла и Наама, и колхидская молодая жена Соломона. «Что ж, они разделились на два лагеря, это ясно. А я должна помирить эти воюющие группы и царя».

Когда царица вышла в сад, уже подали вино, как она и приказывала. Она улыбнулась незваным гостьям.

– Ваш визит – большая честь для меня. Прошу вас, угощайтесь и расскажите мне, чем я могу вам услужить.

«И давайте сделаем вид, что все мы тут – сестры и равны между собой». Когда рабыня наполнила кубок царицы вином, та поднесла его к губам, делая вид, что пьет. Другие, осмелев, тоже начали пить. Это могло помочь им говорить свободнее. Они очень спешили к ней, и привела их какая-то беда. Расплетенные косы госпожи Гилады свисали прядями. Госпожа Улбану пришла босиком. На щеках Меласадны виднелись потеки сурьмы – она только что плакала. Шаль, в которую она кутала щенка, была порвана. Собачка выглядывала из складок, белая, как жемчужина, а ее носик и глазки блестели, словно агаты.

– Пейте, – снова сказала Билкис, делая вид, что пьет сама.

Затем она отставила кубок и улыбнулась. Наклонившись, она погладила щенка по голове, а тот облизал ей пальцы. Она взяла каждую женщину за руку и поцеловала в щеку.

– А сейчас, сестры, поделитесь со мной своими тревогами и расскажите, как я могу помочь вам.

Все посмотрели на Меласадну. Она, сдерживая всхлипы, заговорила:

– Все началось с того, что Пирип, щенок, побежал за царевичем Халевом. Это сын госпожи Дворы, хороший мальчик, добрый к собакам…

Билкис мягко задавала вопросы, придавая смелости рассказчице, хотя уже успела понять, что произошло: помогли долгие годы правления и множество дел, разобранных на царских судах. Царевич Халев и щенок стали играть. Они попались на глаза Ровоаму, а тот поймал щенка и решил отдать его царице Даксури.

– Она поклоняется божеству, которое требует, чтобы ему каждое новолуние приносили в жертву собак!

Конечно, царевич Халев бросился к матери, которая, в свою очередь, поспешила к Меласадне, а та смело отправилась к госпоже Даксури, чтобы вырвать Пирипа из ее рук. В результате вспыхнувшей ссоры Меласадна и ее подруги выступили против матери наследника и ее союзниц. Вскоре дело зашло так далеко, что в Женском дворце разгорелась самая настоящая война, которую никто не мог остановить, и казалось, что дальше будет только хуже.

– Никто не может навести порядок. Если бы только царица Мелхола была жива!

«Судя по тому, что я успела узнать, царица Мелхола скорее приказала бы зашить вас всех в мешки и сбросить с городской стены, чем позволила бы тревожить Соломона!» Она мрачно улыбнулась этой мысли, но сказала лишь одно:

– Это очень печально, сестры мои. Чего бы вы хотели от меня?

Все женщины заулыбались, радуясь, что она приняла на себя руководство. Царица Меласадна прижала к груди щенка и попросила:

– Поговори с царем. Он ценит мир превыше всего. Он положит всему этому конец.

«И каким же образом, сестра?» Впрочем, этого она вслух не произнесла, лишь улыбнулась и заверила, что сделает все возможное. Услышав это ничего не значащее обещание, царица Меласадна и госпожа Гилада заулыбались. Билкис вздохнула. Вмешательство чужака часто приносило больше раздора, чем покоя. Но она дала слово. Она действительно собиралась поговорить с царем и надеялась не слишком его опечалить.

Билкис рассказала об этом деле так мягко, как только смогла, но не имела возможности подсластить суть своих слов. И, как она и боялась, царь счел виновным не Ровоама, и не колхидскую царевну, и не кого-либо из женщин, которым не хватало ума жить спокойно и не подливать масла в тлеющий огонь, вызывая пожар. Нет, царь обвинил во всем себя:

– У меня ничего не получилось, Билкис. Я не знаю, что сделал не так. Я справедлив ко всем женщинам, никого не выделяю перед другими и одинаково отношусь ко всем своим сыновьям. Почему же тогда в моем доме не больше мира, чем было в отцовском?

– О Соломон, милый мой… – Она проглотила вертевшееся на языке слово «мальчик», не желая напоминать ему, как он молод по сравнению с ней.

– Билкис, ты женщина и царица. Просвети же меня. Что я делаю не так? Разве я не отношусь ко всем своим домочадцам справедливо?

– Скорее я бы сказала, что я царица и женщина. – Она погладила его плечо, снимая напряжение. – Что ты делаешь не так? Наверное, ты слишком справедлив с ними.

– Очередная загадка, о царица Утра?

– Нет, будь это загадка, Соломон Премудрый непременно знал бы ответ.

– Возможно, Соломон не так мудр, как о нем говорят.

Он накрыл ее руку своей. Ее кожа была прохладной, как воздух на рассвете.

– Разве можно вести себя слишком справедливо?

– Истинная моя любовь, мудрый мой царь, ты ведешь себя так, что им не за что бороться. Хотя нет, они видят перед собой награду, которую никто не может завоевать.

– И что же это за награда?

– Царское расположение.

– Я не буду возвышать одну женщину, принижая остальных.

– Когда-то ты возвышал одну женщину больше всех.

– Это было много лет назад. Я тогда был моложе.

– И ты был влюблен.

– Да, я был влюблен.

«Ависага», – подумал он, пытаясь воскресить в памяти ее лицо. Напрасные попытки. Соломон закрыл глаза, уткнувшись лицом в волосы Билкис. Ее гладкие волосы пахли корицей. Корицей и розой.

И от этого аромата воспоминания нахлынули, как весеннее половодье. Вот Ависага ждет его в солнечном саду, сладкая, словно мед. Вот она рискует всем, чтобы предупредить его, когда вероломный Адония посягает на корону. Ависага стоит на царском балконе в их первую брачную ночь, и тело ее окутывает лишь свет звезд и распущенные волосы. Ависага сияет, как золотой плод граната: ее тело наконец готово дать жизнь ребенку, их ребенку, который убьет ее…

Ависага.

– Теперь ты понял? – прошептала ему на ухо Билкис, тихо, будто ночной ветерок. – Они борются с призраком, Соломон. А мертвые всегда побеждают.

Билкис

Но через несколько дней Билкис подумала, что могла ошибиться. Может быть, живая душа наконец победила. Утро выдалось ясным, и, когда к полудню все во дворце затихло, Соломон пришел к ней, страстный, словно юноша.

– Хороший день, – сказала она, угадав его настроение и стараясь вести себя так же. – С самого моего приезда сюда я не видела такого голубого неба.

– Да. – В его глазах словно пылал огонь. – День для…

– Для царя и царицы? – игриво спросила она, испытывая его.

– День для влюбленных. – Он улыбнулся, явно не обращая внимания на то, что она снова подшучивает над ним. – День для Соломона и Билкис.

Да, его испытали, и он прошел испытание. И все же она оставалась настороже, ведь этот мужчина казался слишком совершенным, превосходящим обычных людей.