Читать книгу - "Наследница царицы Савской - Индия Эдхилл"

– Не могу. Поэтому, вместо того чтобы вас обманывать, я лучше вообще ничего не скажу.

И в дальнейшем никакими словами Кешет и Нимра не смогли добиться от нее другого ответа. В конце концов они оставили свои попытки – по крайней мере, на тот вечер.

– Но мы разгадаем ее секрет, – прошептала Кешет Нимре, когда они легли в свою постель, бодрствуя и прислушиваясь, не донесется ли с кровати Ваалит какой-нибудь шорох. – Мы должны. Можем ли мы защищать ее, ничего не зная?

– Не можем. Засыпай, Кешет.

Но, хотя сама Нимра лежала спокойно, ее дыхание выдавало, что она не спит. Позже Кешет раздумывала о том, спал ли вообще кто-либо из них той ночью. Если сама она и заснула, ей снилось, что она бодрствует и слышит тихие шаги Ваалит, уходящей и оставляющей их в темноте.

Веная

Когда его спрашивали, что он думает о визите царицы Савской, Веная чаще всего просто пожимал плечами. А если собеседник упорствовал в своих расспросах – хотя мало кто осмеливался упорствовать, беседуя с царским главнокомандующим, – и если Веная в тот день чувствовал прилив красноречия, он мог произнести несколько слов:

– Великая царица, достойная нашего великого царя. Хотя войско у них так себе.

А однажды, когда сам царь Соломон спросил, что Веная думает о гостях, тот ответил:

– Царица чего-то хочет от тебя. Наверное, со временем ты это выяснишь. Женщины глупы в военных делах, но коварны в интригах.

Царь засмеялся и сказал, что Веная слишком подозрителен и недоверчив.

– Для царского главнокомандующего это не так уж плохо, – ответил тот. – Прошу тебя, господин мой, будь осторожен, имея дело с женщинами.

Если бы он сам помнил эти слова и следовал собственному совету, теперь он не страдал бы от неизвестности и сомнений. Но, едва он увидел ту девушку, к ней устремилось его сердце.

«А разум последовал за ним», – сказал себе Веная. Со своим противником он не мог бороться ни силой, ни хитростью. Ведя эту войну, Веная боялся проиграть. Он боялся, что есть лишь один исход: плохой.

«Лучше бы мне ее не видеть! Если бы я не увидел ее, я был бы избавлен от этих мук. Лучше бы…» Но Веная оборвал мысли о том, что не желал бы ее видеть. Да, это спасло бы его. И в то же время уничтожило бы. «Чистое безумие – полюбить в моем возрасте, да еще и такую девушку».

Чужеземку, язычницу, к тому же годившуюся ему в дочери! «Нет, старик, скажи правду хотя бы самому себе: она годится тебе во внучки».

Но этот противник поверг великого полководца Венаю. Он оказался бессилен перед неистовым взглядом чужеземки. Поэтому теперь он стоял у ее ворот, нетерпеливый и не находящий слов, как юнец-пастух, ожидающий благосклонности своей возлюбленной.

Никаулис

– Он снова здесь, – объявила Хуррами, – спрашивает тебя. Сказать ему, чтобы уходил?

– Царский главнокомандующий? Не глупи, девица, я поговорю с ним.

Хотя Никаулис пыталась овладеть собой, у нее колотилось сердце, а по телу пробегала дрожь. Она встала и прошла к двери. Хуррами кинулась следом и преградила ей путь:

– Ты что, так и выйдешь к нему? И так быстро, словно тебе не терпелось броситься на его зов? Пусть подождет, пока ты переоденешься и заплетешь волосы. А еще можно подкрасить тебе лицо…

Качая головой, Никаулис попыталась обойти Хуррами.

– Веная прекрасно знает, как я выгляжу и одеваюсь. Я не буду играть в глупые игры. Либо я выхожу, либо нет. А теперь отойди. Я не хочу заставлять хорошего человека ждать.

Хуррами со вздохом отошла:

– Хорошо. Но жаль, что ты не позволяешь мне раскрыть твою истинную красоту. Никто не захочет жениться на воительнице.

– Пожалуй. Но и я не хочу ни за кого выходить замуж.

Никаулис быстро вышла, надеясь побороть собственное смущение из-за этих слов, наполовину правдивых и наполовину лживых. Ведь она знала, что Веная хочет жениться на ней, несмотря на то что она воительница. Он ничего ей не говорил, он даже руки ее не коснулся, но она знала, что он, несмотря на доводы рассудка и здравого смысла, желает ее. А ее, несмотря на принесенные клятвы, не оставляло равнодушной такое сильное желание.

«Но я не поддамся». Ее девственное тело могло не подчиняться, но воля все еще принадлежала ей. Лунные девы не выходили замуж, не отдавали себя во власть мужчин. Но ни один закон и ни один обет не запрещал ей говорить с Венаей, прогуливаться с ним или мериться силой и ловкостью.

«И ничего большего я не допущу. Между нами не может быть ничего, кроме дружбы. Нельзя позволять ему просить о большем». Если он никогда не произнесет этих слов, то не придется отказывать. А отказать пришлось бы. Она посвятила свое целомудрие богине, а свою верность – царице Савской, и не могла принести еще и третий обет, не разорвав узы чести первых двух.

Поэтому не следовало позволять Венае просить о том, чего он никогда не сможет получить. Не следовало позволять ему произносить эти слова, ведь Никаулис чувствовала предательское желание их услышать.

Веная

«Я не должен приближаться к ней». Но, когда Веная увидел, что Никаулис идет к нему, двигаясь изящно, словно дикая кошка на охоте, он понял, что не сможет следовать этому решению. Впервые желание одержало верх над здравым смыслом и железной волей. «И не будь ее воля столь же сильна, мы бы уже много раз позволили себе это безумие».

Никаулис остановилась перед ним. Она была с ним одного роста и смотрела прямо ему в глаза.

– Ты хотел видеть меня. Я пришла.

– Я рад.

Веная хотел сказать больше, но он не был Давидом Великим, чтобы от его песен женские сердца таяли, словно сладкий мед. Не был он и Соломоном, чтобы завоевать ее сердце мудрыми словами и остроумием. «Я простой воин и говорю просто».

Но казалось, что госпожу его сердца это не смущает, ведь так говорила и она сама. «Никто из нас не бросается словами, но за сказанное мы отвечаем».

– Ты улыбаешься, – заметила она.

– Я думаю о том, что сказал бы другой мужчина при виде женщины, затянутой в кожу, с мечом на поясе.

– Я слышала, что обо мне говорят другие мужчины. Они недооценивают противника – извечная ошибка глупцов.

– Ты права. Но ни одна женщина не выстоит против мужчины в бою.

Никаулис улыбнулась как воин:

– Думаешь, не выстоит?

Она вскинула голову. Серебряная полоска, защищавшая шею, блеснула ярко, словно гордый взгляд воительницы.

– Я не думаю, я знаю. Нет, я признаю, что женщины могут хорошо сражаться. Я не слепец и видел, как ты упражняешься со своим мечом и луком. Но, если поставить против тебя мужчину, столь же искусного в бою, придется тебе уступить его силе.

– Ты говоришь, что сила всегда побеждает искусство? – Никаулис твердо посмотрела на него своими ясными глазами. – И на что же ты готов поспорить, царский главнокомандующий?