Читать книгу - "Рецепт счастья от доктора Тины - Ирина Степановская"

Март… Какой это странный месяц для центральной части России! Во всяком случае, его начало. В Москве в начале марта еще зима. Первые три дня проходят в относительном спокойствии. Затем начинается ожидание праздника. Числа с четвертого активизируются продавцы цветов – начинаются поздравления тех, кого надо поздравлять с целью поддержания хороших отношений – учителей музыки, преподавателей иностранных языков и врачей. С пятого по седьмое нарастает возбуждение в магазинах – в неимоверных количествах закупаются подарки. Возрастают очереди в продовольственных супермаркетах – продукты для корпоративных вечеринок переполняют магазинные тележки, радостно звенят бутылки, и, несмотря на еще будние пока дни, оживают рестораны. С этого же времени по вечерам в метро можно видеть группы наряженных и слегка пьяненьких дам – это коллеги по работе как раз и возвращаются с таких вечеринок. Шестого числа в Москве появляется мимоза. Эти сломанные зеленовато-голубоватые ветки с цыплячьими шариками, засыхающими через два часа после покупки, конечно, не идут ни в какое сравнение с живым цветущим деревом, представляющим собой солнечное ароматное облако, обоняемое за километр. Но что такое Восьмое марта без мимозы! Розы? Да! Тюльпаны? Конечно! А также гиацинты, фиалки, герберы… Но без мимозы – это все заурядные приметы любого торжества – банальных дней рождений, презентаций по случаю, благодарностей, премий… И лишь мимоза является бессменным и бесспорным символом исключительно Женского дня. Ее привозят в чемоданах с гор, ее ломают и мнут, чтобы больше влезло, потом достают, встряхивают, придавая товарный вид, и продают – не очень дорого, но так, чтобы и было не стыдно. Короче, мимоза – символ праздника Восьмого марта и русской женщины. Чем ее больше мнешь, тем лучше продается.

Седьмого числа, естественно, – кульминация праздника. Дамы возвращаются домой с цветами, размягченные и обалдевшие – от поздравлений, внимания, вина и еды. Дома – не то. Дома цветы и подарки от близких. От тех, кому женщина не нужна нарядной, остроумной, флиртующей. Дома она нужна понимающей, прощающей, умелой и работоспособной – короче, сиделкой, кухаркой, советчицей, хозяйкой, нянькой… Печальна до сих пор участь русской женщины. Вы спросите, а как же… постель? А вы что, еще и спать собрались с этой лошадью?

У русской женщины не должно быть недостатков. В крайнем случае недостатки прощают на работе. Близкие – беспощадны. Муж рассказывает друзьям, какая его жена стерва. Повзрослевшие дети орут: «Мама, ты – дура! Ты ничего не понимаешь в жизни!» Родители жалуются, что им уделяют мало внимания, в то время как они для детей… а свекровь вот уже двадцать лет подряд вздыхает вслух, показывая, как ее сыну не повезло со спутницей жизни. И время идет, и все повторяется, повторяется, повторяется… Когда же это кончится, наконец?

Заканчивается, не беспокойтесь. Но, как всегда и везде, любой бунт духа в конечном счете выражается в погромах и убийствах. Кого же громят теперь наши молодые современницы? Мужчин. Как они их только не называют? «Мой козел» – в компании подруг – одно из самых ласковых прозвищ сильной половины мира сего. Но, как поет Ваенга, важно ведь не что сказать, а как… Женщина говорит подругам: «Мой козел…» – а какая гамма чувств, сколько переживаний, тайная гордость обладания, печаль неоправданных надежд, желание отомстить, презрение утомленного честолюбия и даже скрытая страсть могут таиться в этом милом, простом прозвище…

Владимир Азарцев ехал в больницу на работу четвертого марта. И следовательно, жаркое дыхание российского праздника еще не приобрело на улицах масштаба извержения вулкана цветочных и винных испарений. А у самого Азарцева совсем не празднично было на душе. Он ехал в раздолбанной старой «восьмерке», которую купил по содействию Славы, своего теперешнего товарища – бывшего судебно-медицинского эксперта, а ныне почти шекспировского гробокопателя, правда, вооруженного небольшим японским экскаватором.

– Машина неплохая, – сказал как-то в разговоре с Азарцевым Слава. – Сосед продает. Ну, битая, конечно. Вид отвратительный. Но если ты совсем безлошадный, то имеет смысл взять – стоит недорого. За внутренности я отвечаю. Сосед не сам ее побил, сынок постарался – ездить начинал без прав, дурак. Но побита она только снаружи. Соседу ремонт невыгодно делать – весь корпус покорежен. Жестянка, покраска, то да се – выйдет дороже, чем купил. Вот он и продает. Бери. Он не обманет.

Разговор тот происходил на их «базе» – возле гранитной мастерской на территории старого кладбища. Хозяином этой мастерской был одноклассник Азарцева – Николай – подполковник. Подполковник было одновременно его и прозвище, и звание. Но в этот раз Николай при разговоре не присутствовал, мотался по делам. У него, отставного военного, теперь здесь, на кладбище, было большое хозяйство – часть территории, которую он выкупил неизвестно какими правдами и неправдами, сама мастерская и, как они все сами называли это место – «Мемориал». На участке вдоль забора, отгораживающего территорию кладбища от дороги, раскинулись в каре лиственницы и ели, создавая ощущение замкнутости и покоя. А в центре образовавшейся небольшой площади была вымощена гранитными плитами площадка с круглым углублением в центре. От нее к мастерской вела недлинная узкая аллея. А по трем сторонам площадки были установлены памятники. Все одинаковые, шесть штук, в виде черных мраморных плит по две с каждой стороны. Только изображения молодых мужских лиц и подписи под ними были разные. Да и то – дата смерти у всех шестерых стояла одна. И место, где погибли эти парни, было одно – какое-то ущелье и горный хребет с неизвестным Азарцеву названием.