Читать книгу - "Миссия: соблазнить ректора - Ефимия Летова"

Миар, обнимая меня, притягивая к себе. — Спи, неугомонная сладкая девчонка, добилась своего таки, завтра… завтра обсудим, что с этим всем делать. Впрочем, теперь уже поздно. Всё обойдётся. Сначала повторим, раза два, а потом обсудим. Не вздумай шарахаться где-то там в темноте, слышишь меня? Ари… девочка моя. Спи.

Неплохой. Можно даже сказать, хороший.

Я выждала минут пятнадцать или чуть больше, пока его дыхание не выровнялось окончательно, выбралась из его рук, подняла с пола своё измятое платье и проскользнула в ванную, с ужасом ожидая, что вот сейчас он придёт вслед за мной. Никакой особенной боли не было, просто немного неприятно, и крови не так уж много… впрочем, на простынях должны остаться следы. И на его коже…

«Повторим», — сказал он. Значит, вряд ли утром есть какие-то неотложные дела. Значит…

Ему понравилось. И ему не было безразлично, понравилось ли мне.

Вымылась, оделась, посмотрела на себя в зеркало, испытывая огромное желание треснуть по нему кулаком.

Я же знала, чем это всё закончится. Я пошла на это сознательно. И у меня была более чем важная причина.

Теперь осталось довести дело до конца. Рука сама дёрнулась написать «Прости» на зеркале, но до таких пафосных бессмысленных глупостей я не опустилась. Уже выходя, бросила взгляд на полку с козочками, прихватила одну, не глядя, и пошла, сжимая туфли в одной руке, козочку в другой, босиком.

Память… оставлю себе на память. Первый мужчина. Первая близость. Воспоминания, которые могли бы стать интимными, волшебными, сладкими, а станут отвратительными и грязными, вынесенными на всеобщее обозрение, навсегда ассоциирующимися с шантажом, обманом и ложью.

«Повторим»!

Уже завтра, верлад Миар, вы поймёте, что поторопились с таким предложением. Уже завтра.

Глава 41

Я шла по коридору преподавательского общежития, неловко переставляя ноги, но всё же стараясь двигаться как можно быстрее и бесшумнее, в ужасе представляя, что наткнусь на какого-нибудь другого преподавателя. Почему-то казалось, что по моему лицу всё сразу же станет понятно.

И снова захотелось вымыться.

Идти к себе в комнату нельзя — если Миар проснётся раньше времени, он непременно туда за мной отправится. Я попросту не выйду из ЗАЗЯЗ, не доберусь до Этического Суда, куда обязана подать жалобу — гарант последующей женитьбы.

Эстей идиот, почему он не продумал пути моего отступления?! Я же не ношу с собой пресловутый конверт, который будет для него знаком, не побегу сейчас в сторожку привратника…

Я же и верхнюю одежду оставила в небольшом гардеробе столовой, превратившейся на время празднования Громницы в нарядный волшебный зал… Как же я добралась до комнаты ректора, даже не заметив холода? Глупая Ари. Всё было так замечательно, все мои причины для слёз и обид показались надуманными и глупыми, но теперь отступать уже поздно, просто потому, что некуда. Я ничего не смогу объяснить Миару, не смогу оправдаться, и моя жизнь уже никогда не станет прежней.

На крыльце я остановилась. Куда теперь? Снежные хлопья падали на мои спутанные волосы, унесённая козочка грела моментально озябшую ладонь.

— Лада Эрой?

Я неверяще подняла голову — и увидела тёмный силуэт Тарина. Кажется, он накрыл свои светлые волосы капюшоном.

Тарин протягивал мне мой же собственный плащ.

— Откуда ты тут взялся?! Ждал меня? Но почему?

Юноша не ответил, отвернулся. Стряхнул снег с капюшона.

Его приглушённый голос показался мне исполненным невыразимой печали — или неприязни. Так, как будто он знал куда больше, чем должен был.

Может быть, все уже знают? Может быть, каким-то образом мой позор написан на мне огромными пылающими буквами? Я горько хмыкнула, осознав, что считаю позором не то, что мы с Миаром делали этой ночью, а то, что я собиралась сделать завтрашним — то есть, уже сегодняшним — утром.

— Экипаж вас ждёт, лада.

— Экипаж?!

— Экипаж до Асветона.

— Тарин! — я переборола себя и ухватила его за плечо. — Откуда?! Как ты…

— Лада, я говорю только то, что должен, — мой недавний приятель попятился. — Только то, что мне позволено сказать. Не тратьте время, прошу вас, не шумите. Идите. Вы же должны уехать? Кто-то может появиться в любой момент… И я не смогу выпустить вас незаметно.

«Ещё и Тарину проблемы создам… ну уж нет», — отстранённо подумала я. Я уже могла убедиться, что у вездесущего Эстея полно приспешников… и просто бесправных и безгласных исполнителей. Не стоило задавать вопросы, ответы на которые я всё равно не получу. Не стоило терять время.

— Возьмите, — Тарин протянул мне пухлый конверт. Как во сне, я заглянула внутрь: деньги. И, кажется, дубликаты документов Ари Эрой. — Обратный экипаж до Академии отойдёт от точки назначения в пять часов после полудня.

— А ты со мной не поедешь? — вырвалось у меня. Тарин покачал головой, отступил в темноту и исчез.

Конечно, Эстей всё продумал, в отличие от безголовой меня. Совершенно напрасно я думала, что он забыл обо мне и о моей миссии. О, нет. И нечего и думать о том, чтобы попытаться сбежать. Я и не думала. Страх и вина придавили меня к земле.

Ехать до Асветона долго, можно поспать в дороге. К тому моменту, как экипаж окажется в столице, уже будет утро.

* * *

Стул был неудобным, жёстким, кроме того, одна ножка была короче остальных, и стоило пошевелиться, как неказистая конструкция с противным скрипом кренилась вбок, норовя окончательно развалиться.

Я сидела на этом стуле уже час после лекарского осмотра, омерзительно стыдного, по-прежнему ощущая прикосновения чужих холодных рук в перчатках, профессионально-точных, но от этого не менее неприятных. Терпеливо ждала, пока исполнительный худосочный секретарь пышнотелой верлады Гольфрейн — такое имя было вышито на коричневом манжете сидящей передо мной полной немолодой женщины — закончит записывать трагические обстоятельства произошедшего со слов потерпевшей. То есть с моих слов. Лист за листом убористым, но разборчивым почерком. Немые и глухие свидетели моего бесчестия…

Жаль, что люди, в отличие от бумаги, более чем говорливы.

Наконец, листки с исповедью очередной наивной обесчещенной дурочки оказались на столе исполнительного судебного председателя. То, что потеря моего столь ценного в нашем мире девичества была равнодушно зафиксирована сухими казёнными фразами на дешёвой желтоватой бумаге, казалось немыслимым — и в то же время неопровержимым фактом.

— Итак, — наконец, подытожила верлада Гольфрейн, тщательно изучившая записи, словно в них могло появиться нечто новое — для этого ей понадобилось нацепить на нос очки и заправить за уши трогательно сиреневатые пряди тонких, чуть курчавых волос, — вы утверждаете, что ваше… гкхм… интимное сношение с верладом