Читать книгу - "Миссия: соблазнить ректора - Ефимия Летова"

ни в чём не виноват, он не вы, его мне жалко. Да и кровать у вас лучше моей. Просторнее. Бельё дороже и шелковистее. Уйду-ка я утром. Если буду сопеть слишком громко — щёлкните меня по носу. Надеюсь, ваша репутация не пострадает?

— Ну, что ты, — неожиданно тихо отозвался Миар. — Она регулярно страдает как раз потому, что из моей спальни слишком редко выпархивают юные легкодоступные и безнравственные красотки. Меня так, чего доброго, стариком сочтут.

Всё же слышать это было неприятно.

— Давно хотела вам сказать, пора нам прекращать все эти обжимания. Во всяком случае, я с ними заканчиваю, чего и вам желаю. Многие начинают жизнь после Громницы с чистого листа, начнём и мы.

Я расстегнула платье, оно соскользнуло к ногам. На мне остались только чулки и та самая коротенькая фиолетовая комбинация, жаль, конечно, что без пеньюара. Миар по-прежнему лежал на своей половине, не двигаясь, и молча смотрел на меня. Я опустилась на свою половину кровати, стараясь его не коснуться — свет погас, очень даже хорошо, что погас. Я не могла смотреть на него и не выдать лицом бури, поднимавшейся внутри.

— Это был вам подарок на прощание, успели полюбоваться? Хватит уже держать меня на поводке, именно это вы и делаете. Мои предыдущие отношения закончены, я свободная женщина, а вам я никогда не достанусь, подберите слюни. Упустили свой шанс, сами виноваты.

— Какие ещё слюни?!

Наугад я вытянула руку и неожиданно попала в цель. Ладонь легла на его губы, мягкие, горячие, слегка обветренные. Сухие.

— Видишь, — немного хрипло проговорил Миар, — никаких слюней, лада Эрой. Ари…

* * *

В темноте мои пальцы пробежались по его плотно сомкнутым губам, колючему подбородку. Некстати вспомнился тот наш первый поцелуй под ледяным дождём — и все остальные, что были после, я провела пальцем по нижней губе Миара, надавила и почувствовала её изнанку, мягкую, податливо-влажную.

— Уходи, — глухо сказал Миар, однако сам не двинулся с места. — Я тебя провожу. Уходи же, Ари… Обидься опять на что-нибудь и уходи. Так будет лучше.

Я продолжала касаться его лица, носа, лба, подбородка, не рискуя опустить руки ниже. «Не сейчас, не время, не так!» — пульсировало в голове, но этот голос, голос разума, оказался не решающим. Я опустилась затылком на подушку, вытянув вторую руку, обхватив его за шею и притягивая к себе. Пальцы ощущали горячую кожу шеи и контрастно шелковистые волосы. Миар навис надо мной, его руки скользнули по чулкам, и я почувствовала, как он гладит мои бёдра — голую кожу между бесстыже короткими панталонами и чулочными завязками. Губы смяли мои так, что мне стало больно, но от долгожданного ощущения ворвавшегося в рот горячего и влажного языка я задрожала, сжалась и одновременно потеряла и возможность, и желание сопротивляться.

Нельзя было показывать собственную неопытность, нельзя — эти мысли мешали, я и гнала их прочь, и цеплялась за них.

Пальцы Миара уже беззастенчиво сдвинулись полоску белья, проникая между мягких уязвимых складочек, и я вздрогнула, инстинктивно сводя колени — нет, он может понять сразу…

— Стойте! — я отодвинулась к краю, ускользая от его руки.

— Раньше надо было думать, думать и уходить, а теперь я уже и так… стою. Давно, — шепнул он мне на ухо и лизнул ушную раковину, прикусил мочку уха, от чего меня словно кольнуло внизу живота. И захотелось опять почувствовать его язык во рту и руку между ног.

— Давно?

— С первой нашей встречи, когда ты врезалась в меня, как маленький боевой кабанчик.

— Сами вы… кабанчик. Козлик безрогий… А как же коньяк? На который вы поспорили… с Кертоном…

— В бездну Кертона. В бездну коньяк. Всё будет в порядке, Ари. Всё обойдётся. Всё обойдётся…

О чём он?

У меня безбожно путались мысли, и я теряла контроль над ситуацией… нельзя было терять контроль!

— Можно мне? Я тоже хочу. Я так долго этого ждала… — шепнула я и положила руку ему на пах. Бархатные домашние штаны, я даже не уверена, было ли под ними бельё, настолько отчётливо чувствовала каждую жилку на члене, тонкая мягкая ткань совершенно ничему не препятствовала. Боже, боже, что я делаю, надо бежать, он всё поймёт, я не смогу, он вышвырнет меня отсюда…. Рука Миара опустилась на мою, удерживая, не давая её убрать, губы снова прижались к моим, он словно пришил меня к этой своей постели, и я растерялась под двойным напором — удивительно приятных, хоть и болезненных глубоких поцелуев, от которых горело лицо, и настойчивой руки, водящей моей рукой по его возбуждённой плоти.

«Ничего особенного, в этом нет совершенно ничего особенного, это просто тело, просто ему будет приятно», — убеждала я себя, теряясь в ощущениях. Миар толкнул мою руку в свои штаны, преграда ткани исчезла, я обхватила его член рукой, а он укусил меня за губу, не отводя потемневших глаз от моего лица.

Мрак, я не должна показаться неопытной, я не должна… Но когда это происходит на самом деле, не на словах — всё совсем иначе. И вот так, в постели, лёжа — тоже иначе.

Я сжала пальцы и стала водить вверх и вниз, надеясь, что не сделаю ему больно или неприятно. Его рука поглаживала мою грудь, другая расстёгивала крошечные застёжки комбинации, и вот уж в нём-то уверенности и опыта чувствовалось — хоть отбавляй. Очередная интрижка, очередная навязавшаяся девица… Одна из многих, такая, как та Акрысия из Асветона. Не первая и не последняя.

Обидно.

Как же обидно!

Я почувствовала выступившую на смутительно гладкой головке члена каплю, размазала её по горячей коже, губы ректора сомкнулись на моём соске, мягко потянули… Миару нравилось меня трогать, нравилось моё тело, я это чувствовала, ему нравилось быть со мной, но как же мне хотелось большего! Какая же ты дура, Ари-Котари. Что тебе важнее — собственная жизнь или то, что он о тебе подумает? В любом случае, думать о тебе очень скоро он будет очень и очень плохо…

Но не сейчас.

Миар стянул с меня бельё, положил руку на второй сосок и стал поглаживать его одновременно с первым, который ласкал губами. Уверенный. Опытный. Неужели он ничего не понял? А если понял… то до финала дело не дойдёт.

И пусть.

И отлично, если так.

На ладонь брызнула тёплая жидкость, а ректор уткнулся лбом мне в грудь, тяжело дыша.

— Что за несдержанность.

— Слишком долго… сдерживался. То есть, воздерживался.

— Мерзавец развратный. Сколько женщин у вас было, верлад Миар? — прошептала я. —