Читать книгу - "Девочка, которую нельзя. Книга 2 - Стася Андриевская"

За всей этой беготнёй я совершенно забыла про Романа и муки совести. Поэтому, когда обнаружила вдруг его перед своим подъездом, даже обрадовалась. Правда тут же осеклась, почувствовав в груди знакомый уже холодок отторжения, но всё-таки пригласила его подняться.

— Что-то случилось? — быстро подметил он моё настроение.

И я рассказала. И даже показала. Роман тут же посерьёзнел и предложил позвонить его другу, заведующему приёмным отделением в государственной клинике.

— Тебя сразу примут, и, если надо, тут же в стационар определят. Анализы возьмут. И, если дело действительно безотлагательное, прооперируют в любой момент. — Говорил и смотрел на меня с волнением, но я в этом взгляде почему-то видела укор.

И тут же снова законючило чувство вины, и это было настолько невыносимо, что я сослалась на усталость и выпроводила Романа. А потом долго не могла избавиться от чувства жалости к нему и страха облажаться — это снова занудел разум, говоря, что я дура и потом точно буду жалеть.

Ночью, видимо от нервозности и непроходящей, пульсирующей боли, мне снилось, что я лежу на кровати со связанными за спиной руками и в отчаянии сжимаю в пальцах нож, стараясь не дать ему коснуться остриём опухоли. Где-то поблизости был Игнат, я его чувствовала, но не видела, а сам он почему-то не подходил. И я возмущалась про себя — ну что за гад, ну неужели он не понимает, что мне сейчас нельзя лежать на животе?.. Но молчала, боясь, что тогда он просто уйдёт. Потому что, несмотря на моё пузо, во сне Игнат даже не догадывался о беременности, он ведь лично позаботился чтобы её не случилось, дав мне выпить таблеточку…

Проснулась рано и, как обычно после снов, в которых бывал Игнат — в смешанных чувствах. Остро вспомнилась та жаркая ночь, когда я действительно лежала ничком в кровать, и в моих связанных руках действительно был нож. Острое жало, до крови поцарапавшее кожу — даже пластырь налепить пришлось, а потом, после всех этих безумных гонок по вентиляции гостиницы, ещё и лечить царапину от лёгкого воспаления. И главное, как раз на этом самом месте…

Подошла к зеркалу, вывернулась, как смогла, пытаясь рассмотреть кисту. Как же это вылетело у меня из головы, когда хирург спрашивал? А вдруг, это именно из-за этого? Какая-нибудь вялотекущая зараза, обострившаяся на фоне беременности?

Ложиться, вернее садиться, под скальпель было очень волнительно. Да что там — страшно мне было! И на этом фоне то безумие, с которым я так легко и безрассудно отдалась однажды в руки Игната, человека далёкого от хирургии, в условиях далёких от стерильной операционной, вспоминалось как сон, не имеющий отношения к яви. Но тогда я была в эйфории, сам факт, что надо мной колдует Игнат, приводил меня в дикий восторг! А сейчас это был угрюмый профессионал, который с самого начала отнёсся к моим шрамам, а заодно и ко мне, с явным осуждением. Ему ассистировала медсестра, и в четыре руки у них получалось ловко и быстро… Но меня всё равно трясло от необъяснимого страха. Хотя почему необъяснимого? Просто медицина теперь до головокружения и тошноты ассоциировалось у меня с той тайной лабораторией.

— Дай ещё света, — попросил хирург, — прям сюда! Ниже. Да что б тебя… Зайди с другой стороны…

То, что я сидела, добавляло определённого неудобства, и даже я чувствовала напряжённость врача. А может он просто сам по себе был такой — хамоватый, швыряющий инструмент, вздыхающий и недовольно цокающий? В любом случае, моему расслаблению это точно не способствовало.

— Так, придержи здесь… — скомандовал он, и они на пару с сестрой что-то там завозились. — Лоток!

— Ого… Что это? — странным голосом выдохнула сестра. — Паразит?

Хирург не ответил, продолжив копошиться в надрезе, а меня замутило от нового приступа страха — а вдруг я чем-нибудь заразилась в лаборатории?!

Едва досидела, пока меня зашили. Несмело развернулась — доктор, ухватив пинцетом какую-то хреновину, разглядывал её над лотком на просвет лампы. Что-то действительно очень похожее на червя сантиметров пять в длину — толстого, противного, склизкого, обросшего сгустками крови и какой-то беловатой массы.

— Говорите, имплантов не ставили? — многозначительно усмехнулся хирург. — Думаете, умнее всех? Шрамы, тату, эти ваши бодимодификации… — последнее слово выдохнул с таким презрением, словно плюнул. — А нам потом вычищать вас!

Медсестра подошла к нему, присмотрелась.

— Какая странная штука. Инородное напишете?

— Ну уж нет! На гистологию отправь, как кисту. Пусть наш пациент бумажку с печатью получит в том, что врёт врачам!

— Что это? — не выдержав, соскочила я с кушетки.

Сестра охнула, врач заорал:

— Вы в своём уме?! Хотите, чтобы шов разошёлся? Кровотечение хотите?!

— Нет, я… — смутилась вдруг я. — Я… извините, не хотела резко, просто… Я хочу забрать эту… эту штуку!

Врач кинул пинцет с червяком в лоток, стянул перчатки.

— Да на здоровье! Можем вам даже ваших гнойных салфеток с собой наложить…

От его хамства мне было обидно до слёз, но я проглотила. В кармане, упакованная в пакет от перчаток и для пущей надёжности упрятанная в канцелярский файл, лежала эта хреновина. Касаться свёрточка было до жути неприятно, словно его содержимое не было только что вынуто из меня же, и в то же время, я не могла удержаться, чтобы не сжать его лишний раз в ладони.

Это мог сделать только Игнат! И только в тот раз, когда я потеряла сознание от эротической асфиксии, а очнулась уже с пластырем. Но как? Как?! Ни шрама, ни боли как таковой. Ну зуд, ну обычное для воспалённой царапины саднящее неудобство. Но чтобы пропихнуть вот такую здоровущую хрень бесследно — это как?!

Едва придя домой, я вытряхнула штуку в стеклянный стакан, осмотрела… На первый взгляд это был просто похожий на раскуроченного червя кусок плоти, и ничто не вызывало подозрений в его искусственном происхождении. А вот на просвет… Впрочем, я была не уверена в том, что вижу, и поэтому, превозмогая брезгливость, сначала залила штуку перекисью. Потом выложила на блюдце и взялась за кухонный ножичек для фруктов — осторожно соскребая фиброзные образования, надёжно затянувшие это нечто во вполне себе из живой плоти и крови кокон. И докопалась!

Действительно, когда я смотрела червя на просвет, внутри мне мерещилась цепочка шариков, похожих на бусины на нитке: побольше-поменьше, побольше-поменьше. Но я и представить не могла, что, лишённое наросшей на него фиброзной оболочки, это «побольше» на самом деле окажется не больше махонькой бисеринки, а «поменьше» и вовсе будет напоминать