Читать книгу - "Летняя королева - Элизабет Чедвик (Англия)"

– Это решение короля, – резко произнес другой голос. – Мы должны дождаться его прибытия.

– Зачем? Скажем, что это был несчастный случай. Ему лучше избавиться от нее, и одному Богу известно, что она замышляла с этим своим дядей – если они ограничились разговорами.

Зубы Алиеноры застучали бы от ужаса, если бы ей удалось вытолкнуть кляп. Неужели они осмелятся убить ее здесь и сейчас, не дав исповедаться и покаяться? Она заставила себя лежать спокойно, напрягая слух. Притворится мертвой, а если представится хоть малейшая возможность – сбежит.

В конце концов мужчины решили передать ее судьбу в руки короля. Она почувствовала приближающиеся шаги, и ощутила аромат горячего рагу с луком и чесноком.

– Вот, – сказал грубый голос. – Если я тебя развяжу, поешь?

Алиенора извернулась и боднула его – мужчина выругался, когда горячее рагу забрызгало его руки. Он ругался, а оставшиеся у костра мужчины смеялись.

– Брось ее! – крикнул один из них. – Чего ты хочешь от дьяволицы?

Алиенора повалилась на землю, слезы смочили повязку на глазах.

Спустя несколько мгновений она снова услышала стук копыт и шум вставших на ноги солдат. Раздался голос Людовика, требовавшего рассказать, что происходит.

– Королева здесь, сир, – сообщил Тьерри. – Нам пришлось связать ее, потому что она отказалась идти. Мы также сочли за лучшее замаскировать ее и вывезти тайно.

– Я хочу ее видеть, – потребовал Людовик.

Осознав приближение шагов, Алиенора забилась в путах.

– Мы бы накормили ее, сир, но она расплескала еду, когда Саймон ей предложил.

Алиенора почувствовала пальцы на своем лице и стала судорожно бороться.

– Вот видите, – произнес Тьерри. – Она одержима, сир.

– Молчи, – рявкнул Людовик. – Разве я приказывал тебе это делать? Не припомню.

Пальцы поработали над узлом на повязке и стянули ее. Затем вытащили кляп, и Алиенора закашлялась, глотая воздух.

– О Господи, – ахнул Людовик. – Боже милостивый! – Он повернулся к Тьерри. – Я этого не приказывал. Дай мне нож.

С каменным лицом Тьерри достал из ножен длинный кинжал и протянул его Людовику.

Отрывистыми движениями Людовик разрезал веревки на плаще и освободил Алиенору. Она упала вперед в его объятия и тут же отпрянула.

– Я не хотел, чтобы с тобой так обошлись. – Людовик в ужасе смотрел на нее. – Я хотел, чтобы ты поехала со мной, и нам пришлось уйти ночью, тайком. Я бы никогда такого не позволил – никогда!

Он посмотрел через плечо на напряженных и встревоженных рыцарей, которые ее похитили.

– Вы перешли все границы. – Он перевел взгляд на Тьерри. – Неужели нет служанки, чтобы помочь королеве? Где ее женщины?

Тьерри взмахнул рукой, и Гизелу, сидевшую по другую сторону от костра, вывели вперед. По лицу молодой женщины потекли слезы, и она попятилась.

– Мне так жаль! – всхлипывала она.

– Помогите госпоже, – сказал Людовик.

Алиенора подняла голову.

– Мне нужна Марчиза, – из последних сил выговорила она. – Эту никогда к себе не подпущу!

Людовик щелкнул пальцами, и рыдающую Гизелу увели. Марчиза шагнула вперед, ее лицо было в синяках, один глаз опух.

– Ты избил и служанок? – опешил Людовик.

Тьерри потрогал царапины на щеке.

– Эта такая же дикая кошка, как и ее хозяйка, – сказал он.

Марчиза бросила на него острый взгляд.

– Я бы вырезала твое черное сердце, если бы могла, – прошипела она и опустилась на колени перед Алиенорой. – Госпожа, все в порядке, я уже здесь. Я здесь.

Алиенора прижалась к Марчизе. Теперь, когда опасность смерти миновала, она оцепенела. Марчиза усадила ее, подложив под спину одеяла и ранцы с одеждой и принесла вина.

Алиенора кивнула.

– Он заплатит за это, клянусь, – сказала она. – Я все равно расторгну этот брак.

Она закрыла глаза, слишком усталая и измученная, чтобы думать. Ее переполняло отчаяние. Но утром она начнет планировать свое возвращение в Антиохию.

Алиенора вынырнула из черноты глубокого сна и увидела небо, белеющее, как перед рассветом, но все еще усеянное звездами. Мужчины садились на лошадей. Ушибы напомнили о себе, и от боли перехватило дыхание, стоило ей пошевелиться.

– Я не могу ехать верхом, – прошептала она, когда к ней подвели лошадь. – Это невозможно.

Подошел Людовик и окинул ее жестоким взглядом.

– Не надо было сопротивляться Тьерри, когда он пришел за тобой, – произнес он. – Ты сама виновата в том, что произошло. Некоторые скажут, что ты это заслужила; тем не менее я его отругал.

– Я не стану с тобой разговаривать. – Она отвернулась. – У меня было право остаться в Антиохии.

Людовика перекосило от отвращения.

– Антиохия – логово беззакония. Ты знаешь, что люди говорят о тебе? Знаешь ли ты, как сильно опорочила свое имя – и мое в придачу? Тебе не все равно, что ты сделала Францию посмешищем?

Она закрыла глаза, отказываясь отвечать. Бесполезно.

Людовик тяжело выдохнул.

– Мы должны быть вместе. Как я могу вести армию, если ты в Антиохии подстрекаешь к мятежу против меня и разжигаешь рознь? Ты пойдешь к Гробу Господню и обелишься молитвой. И не надейся зря, в Антиохию ты никогда не вернешься. Слышишь? Никогда!

Французская армия, воссоединившись с основными силами, двинулась в сторону Иерусалима. Теперь они путешествовали по христианским государствам, и путь был легче, но дни стояли жаркие, приближалось лето, а весна безвозвратно ушла. Людовик по пути останавливался, чтобы поклониться святыням, пока они преодолевали двести миль между Антиохией и Иерусалимом. Из Антиохии не было вестей, но само молчание обжигало, как наконечники солдатских копий в летнюю жару, и Людовик постоянно оглядывался через плечо.

Алиенора путешествовала в закрытом со всех сторон паланкине, невидимая никому. Это устраивало Людовика, потому что она была рядом, но вне поля зрения, и Алиенора не жаловалась, потому что ее это тоже устраивало. Не нужно было ни с кем общаться, кроме тех случаев, когда они разбивали лагерь или ей требовались необходимые ширмы для омовения. Она могла побыть наедине со своими мыслями, пока ее тело восстанавливалось. С той ночи Людовик к ней не приближался. Она знала, что за ней внимательно наблюдают, чтобы она не попыталась повернуть назад в Антиохию, но с каждой пройденной милей это становилось все менее возможным.

Через семь дней после начала путешествия Алиенора проснулась ночью со странным ощущением: что-то было не так. Ей снился младенец, его пушистая золотистая головка прижималась к ее груди, но когда она взглянула в его крошечное личико, оно начало меняться: румяные щеки посерели, а глаза стали тусклыми и пыльными, как придорожные камни. Он безжизненно обмяк в ее руках, и, когда она прижала