Читать книгу - "Принеси мне их сердца - Сара Вулф"

– …Багровая Леди засекла магию в этом районе.

– …ты уверен, что умники истолковали все правильно?

– Энциклопедисты не идиоты; конечно, они все проверили.

– …внушительный магический импульс из-под земли…

Мы четверо обмениваемся взглядами. Малахит бормочет первым.

– Дело не в рунах. После смерти валкеракса они инертны.

– А взрыв вызвала ловушка с белой ртутью, – замечает Фиона. – Не магия.

– Тогда что случилось? – хмурится Люсьен.

Я сдерживаю желание рассказать им, что Малахит был на грани смерти. И простой «массаж» груди, который делал Люсьен, нипочем не вернул бы его обратно. И то, как внезапно Малахит сел, пришел в сознание, как и без того черные глаза Люсьена засветились еще большей тьмой в ту секунду…

Это было похоже на магию.

Когда мы расходимся в разные стороны – наплыв стражей заставляет нас соблюдать осторожность и уходить по одному, – я смотрю Люсьену в спину. Род Д’Малвейнов восходит к ведьмам. Ведьм тоже можно обратить в Бессердечных, но в книгах, хранившихся в хижине Ноктюрны, я прочла, что это худшее, что можно сделать с ведьмой, хуже убийства. Унизительный приговор. Чудовищная пытка.

Люсьен оглядывается на меня, в его черных, как полночь, глазах таится улыбка.

Приговор, который мы должны привести в исполнение.

Глава 16

Охота

Вернувшись в особняк, я обнаруживаю И’шеннрию на крыльце, в ожидании меня она пьет чай и читает. При моем появлении она откладывает книгу и встает, с такой прямой осанкой, будто проглотила кол, и взглядом острее любого меча.

– Ты ушла, – произносит она, пронзая меня этими двумя словами.

– Я должна была попытаться, – не моргнув и глазом, отвечаю я, готовясь к любым заслуженным последствиям.

Повисает затянувшаяся пауза. Нектарницы перекрикиваются друг с другом, а дети из соседнего поместья с воплями играют в саду. Меч во взгляде И’шеннрии убирается обратно в ножны, и она протягивает мне руку.

– Я знаю, – наконец произносит она, ровно и мягко, и на миг, клянусь, за этими словами читается «я рада, что ты вернулась». Я медленно и неуверенно беру ее теплую руку, которую она больше не отнимает. Мы отправляемся в гостиную и молча пьем чай, в уютной тишине, объемной, словно гусиный пух, – легкой и нежной.

Мы с И’шеннрией решили заключить перемирие. Как это делают родственники.

Кронпринц тоже принял решение.

В тот же день, чуть позже, он присылает в дом И’шеннрии то, что называется «традиционным приглашением на охоту», – роскошный белый меховой плащ. Я касаюсь кончика лисьего хвоста у подола, и голова идет кругом.

Осознал ли он это, как я, после ночи на параде, или во время дуэли? А может, то были наши объятья в темноте туннеля? Крутятся ли в его голове воспоминания о нас так же, как и в моей, все еще свежие, новые и теплые? Мне следовало бы радоваться, что он пригласил меня на охоту, выбрал меня. Это значит, что он отведет меня в сторонку, и наедине задаст вопрос, который мечтает услышать каждая Весенняя Невеста. А еще это значит, у меня будет идеальный момент, чтобы вскрыть его грудную клетку и вытащить оттуда сердце.

Раньше я была настроена на это весьма решительно. Но теперь? От мысли отдать его ведьмам, предать его, превратив в то, что я ненавижу больше всего на свете, мне становится дурно. Почему так скоро? Почему я больше не могу быть той, кем была раньше, – девушкой, одержимой идеей вернуть себе свободу, чего бы это ни стоило?

Почему я не могу быть просто монстром?

Потому что это больно, – кричит голод.

* * *

День охоты наступает. В ожидании, когда Фишер подаст карету к парадному входу особняка И’шеннрии, я разглядываю огненный календарь. Остался последний день. Один-единственный день отделяет меня от Зеленалия. И от моего провала. Я нервно тереблю белый лисий плащ.

– У тебя все есть? – спрашивает И’шеннрия, и, клянусь, за ее спокойным голосом и безупречным зеленым шелковым платьем скрывается беспокойство. – Твоя ночная рубашка, твой меч, твоя косметика…

– Я думала выкинуть помаду и вместо нее использовать кровь. Ну знаете, добавить немного дикости в образ.

– Ну что ты за шут, – заявляет она.

– Ничего подобного. Я законодательница моды.

– Ты взяла сосуд? – продолжает она.

Я трогаю заплечную сумку с личными вещами. Под шелковой тканью прощупывается сосуд для сердца Люсьена, наполненный сладостями, чтобы избежать подозрений со стороны любого, кто может его случайно увидеть.

– Меч – есть. Сосуд – есть. Жуткий страх перед неизвестностью – есть. – Я убираю челку с глаз и улыбаюсь И’шеннрии. – Что еще мне может понадобиться?

– Здоровая доза оптимизма, – отвечает она. – Мы почти уцели. Я верю в тебя всей душой.

– Зря, – протягиваю я. – Последним человеком, который в меня верил, была моя мама, и поглядите-ка, что с ней стало.

И’шеннрия смотрит в окно на кусты черных роз, с распустившимися яростно благоухающими бутонами цвета полуночи.

– Мою дочь звали Алисерат.

Ее дочь – ту, которую она потеряла. Раньше она никогда о ней не упоминала.

– Это на староветрисианском, – продолжает она. – Тогда любили давать детям имена-поговорки – красивые предупреждения. Значение ее имени преследует меня до сих пор: «Бойся прошлого, а не будущего». В юности я наивно верила, что понимаю, о чем это. Если боишься прошлого, то не можешь двигаться в будущее.

Она смотрит на меня своими ореховыми глазами, не сквозь и не мимо, как это обычно бывает, а прямо на меня, в упор, и от этого взгляда у меня перехватывает дыхание.

– Если боишься прошлого, оно становится твоим будущим, – в конце концов произносит И’шеннрия. – И сбежать невозможно. Думаю, часть меня знала это – поэтому я наняла Реджиналла. Поэтому согласилась приютить и обучить тебя. Пусть даже это причиняло мне боль.

Я вздрагиваю.

– Мне так жаль, И’шеннрия…

Не извиняйся перед добычей, – вопит голод.

– Нет. Тут не за что извиняться. Потому что именно ты научила меня не бояться.

Я замираю, и ее прекрасные губы изгибаются в улыбке.

– Благодаря девушке, которую я знала, которую учила, девушке, которая на моих глазах из нескладного существа расцвела в прекрасную юную леди – благодаря тебе, Зера, во мне больше нет страха.

Ее улыбка светится гордостью, и мое отсутствующее сердце отчаянно колотится в груди при мысли о том, что она