Читать книгу - "Сейчас P.S. И никого не стало. Книга 3 - Яна Рихтер"

– Эй, да я слышу осуждение в голосе! Что? Тебя поразила моя бурная личная жизнь?

– Ну, судя по фоткам, никого старше тебя, или хотя бы твоего возраста. Они моложе, нет, они гораздо моложе…

– Ой, только не надо завидовать, Саня.

Судя по выражению его лица к моему чувству юмора он готов не был.

– Скажи, почему.

– Злой, не зли меня, – я усмехнулась, – Звучит паршиво, да.

– Надо же, меня так уже давно никто не называл, – он улыбнулся.

– Ну и как тебя зовут теперь?

– Имя сократили, фамилию перевели, – он замолчал, – Не очень хорошо вышло, так что зови меня просто Лекс.

– В смысле перевели? – и тут я расхохоталась, – Angry! Твою ж мать, не может быть!

– Слышь, Малая, хватит ржать.

– Добрая я.

– Хватит ржать, сказал. Лучше расскажи мне, почему ты Добровольская, и как ты на радио попала. «С вами Рина Добрая, в эфире «ПоЗвонки», – передразнил он меня.

– Ты слушал! Да иди ты, – я пихнула его плечом.

– Я знаю про Шерхана, – вдруг сказал он серьёзно, – Подумал, что ты должна знать, что я знаю.

Его лица передёрнуло судорогой, глаза сверкнули, он стиснул зубы. Ну что ж, если он знает, то я не буду ничего добавлять.

– Что с ним было не так?

– Он был болен, – я улыбнулась и пожала плечами.

– Ясно, – перехваченный мной взгляд выражал смесь удивления, сочувствия и непонимания. А я не видела необходимости объяснять, до какой крайности может довести душевная болезнь.

– Так что не так с мужиками-то? Не любят? – сменил он тему.

– С какими? С котятами что ли?

– О, ГРИНПИС. Да, с ними, с котятами. Только правду. Не хочу слышать, как ты изворачиваешься.

– Окей. Они как большие дети и не могут причинить мне вред. И секс, Саня … Хороший секс – это классно, попробуй, – я толкнула его плечом, – Там гормональный передоз, чистый тестостерон. И доказывать ничего не надо. Я априори крутая. Я ничего не чувствую, никаких «люблю» и прочего, я в безопасности. Да, и они тоже.

Краем глаза я заметила, что он покраснел. Злой покраснел, когда я сказала про секс! Да ну нах4р!

– Ты так и планируешь убегать всю жизнь? – он смотрел мне прями в глаза.

– Никаких планов. Я живу СЕЙЧАС. Расскажи о себе. О семье. О Канаде.

Злой

Не люблю чувствовать себя беспомощным. Но в истории с Шерханом чувствую себя беспомощным как дитё малое. Да что бл4 такого должно было произойти, чтобы он так слетел с катушек? Это же Малая, наша Малая! Как вообще её можно было пальцем тронуть?! Ну, а спать с ней – это вообще п4здец.

Хотя, если разобраться, то рядом с ней чувство беспомощности – это нормально. Этим она меня раздражала ещё в детстве. Прям бесила. Такой оленёнок Бэмби. И наорать нельзя. Как на неё орать, когда она вот такими глазищами смотрит. Бл4.

Когда я был маленьким пацаном, я был очень добрым. Меня всего переполняло сочувствие. Мне было жалко всех – малышей, которых обижали, животных, которых мучали, собак и кошек, которые скитались голодные по помойкам, мою маму, которая много работала и уставала. Мне всех было жалко. Я плакал. А надо мной смеялись. Обзывали нытиком. Тогда я начал драться, чтобы им было не смешно. Я понял, для того, чтобы меня не задирали, надо выглядеть как все, как агрессивная равнодушная скотина. И тогда ты будешь свой, и с тобой побоятся связываться. Я дрался всегда и везде. Потому что по-другому меня не понимали. Потихоньку мне удалось купировать мои эмоции и чувства, задавить их, запинать в угол, и большую часть времени я ничего не чувствовал. Я стал как все. Лишь иногда под влиянием людей или событий мои чувства оживали, пока я не спохватывался и не запихивал их обратно. Надо быть брутальным, надо быть молчаливым, надо быть грозным и не ныть.

Тогда, десять лет назад, забрать Малую из дома на пляж вызвался я. Сам. Потому что Шерхан не мог, я это видел Андрей не смог бы спокойно привести её на пляж. Доктор был настолько убит новостью, что просто разлетелся на куски. Он бы не смог смотреть ей в глаза и быть спокойным. Она не заслужила всего этого. Она не заслужила эту боль. Тем более не заслужила услышать новость при свидетелях, когда придется держать себя в руках. Я зажал себя в тиски, надел poker face, спокойно смотрел на неё и улыбался. Ради неё. Потому что «варяг», потому что она такая же как я, мы с ней одной крови.

Сейчас она сидит напротив меня, со стрижкой под машинку, худая как узник концлагеря на архивных кадрах, с какими-то дикими глазами, они всё ещё полны ужаса и боли. Что-то переворачивается у меня внутри, когда я смотрю на её детские тоненькие запястья и костлявые пальцы, обтянутые кожей. Она много улыбается и заразительно смеётся. Она боец. Хотя, может быть это психическая реакция, компенсация мозгом боли и негативный впечатлений.

Она всё так же живёт в квартире Доброго. Здесь ничего не изменилось. Это странно, всё выглядит свежим, окна, двери, паркет, но за десять лет в квартире ничего не изменилось. Она не хочет ничего менять. И футболка Metalica на ней его, Димки, я её помню. Кабинет Злого. Всё как было при нём. Вдруг подумал, что если сейчас выдвину ящик стола, то там каждая вещь и лежит, как он складывал, ни одной бумажки лишней, всё на месте. Единственное, что добавилось, так это гитары на стене, над диваном. Белая и черная электрогитары, как Инь и Янь, и две акустические, в одной из них он узнал инструмент Доброго. На инструментах нет следов пыли. Значит, Малая ещё играет. И видимо, на всех сразу.

Вот я сижу напротив неё и не знаю, что ей рассказать. Когда нас погнали с Приморья, я оказался в чужой стране с семьёй, о которой надо заботиться. Поэтому было не до соплей. Пока я работал, чтобы выжить, я терял себя. Не было больше Доброго, не было больше Лёли с Дэном, и их Сашка больше никогда не залезет ко мне на колени. С каждым днём, просыпаясь, я шёл и выполнял мою функцию по зарабатыванию денег, а внутри свистел ветер. Я должен был спасти моих, я принял верное решение, говорил я себе. Но я загибался там. Пришлось надеть маску и пахать с утроенной силой. Я был один. Я чувствовал себя