Читать книгу - "Король в Чёрном - Валентина Зайцева"

была ложь. Фарс. Я знал это ясно, как божий день, с самого начала схватки. Тот, кто противостоял мне, не был Владыкой Каелом. Достаточно хорошая имитация, чтобы обмануть кого угодно, возможно. Кого угодно, кроме того, кто провёл более пяти тысяч лет, ненавидя Короля Пламени. Того, кто противостоял ему вновь и вновь на поле битвы. Именно я знал воина таким, каким он был на самом деле.

Каждый из возможных исходов уже раскрутился в моём сознании, следуя шёлковой нити, словно одна из паутин Келдрика. Я уже знал, что произошло.

Предатели. Изменники.

Элисара. Только один оборотень знал повадки Алого Короля достаточно хорошо, чтобы затеять такую пугающе опасную игру против меня. Только одна женщина осмелилась бы так противостоять мне. Только одна женщина обладала мастерством принять ту форму.

Это означало, что Жрец был соучастником. Сайлас, мой старейший друг в этом мире. Или, по крайней мере, когда-то он был им в минувшие дни. Верховный Жрец, отказавшийся от своего владычества ради брака с оборотнем, никогда не смог бы простить мне мои великие посягательства на справедливость и достоинство сердца.

Даже Сайлас не пошёл бы на такой опрометчивый шаг в одиночку. Значит, остальные его поддержали. Сайлас был достойным представителем Дома Крови, и если действовал он, то и Торнеус с Лириеной были в курсе. Они определённо приложили к этому руку.

Она была безобидной... У неё не было власти. Никаких тайн, скрытых в ней.

Но великий вопрос оставался. Зачем? Зачем уничтожать девушку? Зачем, если не для того, чтобы причинить мне боль? Неужели это наконец расплата за то, что я сделал с Лириеной, что разбило сердце Владыки Каела столько лет назад?

Владыка Каел приложил огромные усилия, чтобы увести Нину из-под моей защиты. Устроил засаду, ранил меня так, что я не смог спасти её. Я проклинал себя за свою слабость. Я был очарован исследованием девушкой моего проклятого мира и позволил своей бдительности ослабнуть.

Кровь на моём металлическом протезе уже загустела. Извращённый градиент моей плазмы шёл в обратном порядке — от свежей к свернувшейся. Я действительно стоял здесь довольно долго. Я мог исцеляться с аномальной скоростью, но это никак не влияло на то, что я уже пролил.

Моя кровь была не единственной, что высыхала здесь. Капли на губах Нины уже приобрели тёмный оттенок, застыв на плоти, что прежде имела такой манящий румянец, подобный розам, а теперь была покрыта неестественным и нежеланным синеватым налётом.

Никаких даров, кроме тех, что были заслужены её собственной душой.

О, Нина... Я наконец сделал шаг к девушке.

Каблуки моих туфель были единственным звуком на городской площади, когда я шёл туда, где она лежала, положенная сюда тем, кто её убил. Раны на её груди были достаточно ясными отметинами того, кто совершил это деяние. Пять ожоговых следов, словно отпечатки пальцев, обуглили ткань её рубашки.

Владыка Каел был единственным, кто мог это сделать. Его «благородство» легко позволило ему пойти на убийство невинной. О том, что происходило в последние минуты, говорили лишь потёки тёмной подводки на её лице. Они означали одно: она плакала. И, возможно, даже пыталась сопротивляться.

Нина бы сопротивлялась. Её единственной силой была сила воли.

Она была юной смертной, от которой отвернулись Древние. Единственной, кто побывал в Источнике и остался человеком. Неукротимой душой, которая не просто попыталась — а на самом деле сбежала от самого Владыки Каела. Она встречала опасности и невзгоды с такой силой духа, что многие монархи этого кошмарного царства выглядели бы жалко рядом с ней.

Единственная причина убить её — причинить боль мне. Это был акт злобы, не более того!

Всё дело было в их ненависти ко мне, я знал это. Это был единственно возможный ответ на вопрос, почему они это сделали. Нина была лишь жертвой в их давней и предательской вражде против меня.

Разве они не видели, что я желал спасти этот мир? Что я хотел исправить то, что совершил?

Что-то всё ещё казалось мне неправильным. Неужели это было лишь для того, чтобы оскорбить меня? Был ли это их гнев из-за того, что я мог обрести утешение в чьей-то компании, что привело их к этому?

Нет. Я отверг идею, что они могли забрать её жизнь лишь потому, что я избрал Нину для себя. Это было слишком мелочно и по-детски, даже для инфантильного простака вроде Владыки Каела.

Разве что ценность Нины для меня была куда большей, чем просто наложницы.

Как они могли узнать? Я даже самому себе не признавался в этой правде, даже в уединении собственных мыслей.

Глубокое чувство ужаса охватило меня. Тот самый миг адреналина, когда тебя ловят на лжи. Как такое могло быть? Нет. Никто в этом мире не знал о том, что я чувствовал к Нине или о том, что она действительно значила для меня. Я даже мысли об этом не допускал, не говоря уже о том, чтобы произнести вслух. Сама Нина оставалась в неведении, не говоря уже о Владыке Каеле.

Я опустился на колено рядом с ней и протянул руку в перчатке, чтобы осторожно закрыть её невидящие глаза. Я провёл подушечкой большого пальца по её губам, стирая с них остатки засохшей крови.

Я потянулся к её шее и осторожно снял с неё стеклянный кокон, что был подарен ей идиотом-торговцем на рынке. Маленький фальшивый светлячок внутри блаженно мигал, довольный и безразличный в своём бездумном существовании к трагедии, свидетелем которой он стал.

Я накинул цепочку себе на шею и на мгновение рассмотрел крошечную, жалкую сферу магии. Торговец, который её создал, настаивал, что у них есть настроения. Характеры. Она довольна, только когда одна, утверждал торговец. Счастлива, только когда изолирована и вдали от остальных.

Как же хотелось верить, что этот маленький магический шарик в футляре — живой и обладает душой. Или хотя бы притвориться, что это настоящее насекомое. Но я-то знал правду. Я понимал, насколько это вера бессмысленна. Хотя мне тоже, как никому другому, хотелось в неё поверить.

Фальшивое насекомое станет подходящим напоминанием о смерти Нины. Напоминанием о тщетности надежды и о том, что я всегда буду один. Я спрятал кулон под рубашку.

Я осторожно отвёл волосы с лица Нины своей когтистой рукавицей. Нина при жизни была — и осталась после смерти — единственной, кого Древние не смогли подчинить.

В отличие от неё, я, даже ненавидя их, всё равно им служил. Я безропотно признавал их превосходство и пользовался их силой,