Читать книгу - "Кулинарная школа в Париже - Софи Бомон"

потому что она умерла в тысяча девятьсот сорок первом году в возрасте двадцати четырех лет, застреленная гестаповцами после того, как попала в плен.

– Боже мой, это ужасно. – Габи не могла отвести взгляд от девушки со светлыми волосами, убранными в элегантную прическу, и мягким, спокойным лицом. Она не могла представить ее бойцом Сопротивления. Но внешность обманчива.

– Так и есть, но я показываю ее вам не поэтому. Смотрите внимательно.

Габи посмотрела. Сначала она не поняла, к чему клонит пожилая дама. Затем она взглянула еще раз и ахнула.

– Да, – продолжила мадам Руссо де Таверни. – Я тоже была удивлена. Как только поняла.

– Как только поняла что? – спросил Макс, смущенно переводя взгляд со своей бабушки на Габи.

– Незнакомка, – тихо произнесла Габи. – Я ее знаю. Или, по крайней мере, я знаю ее по ее работам. Это Маргарет Йонан.

Макс уставился на нее.

– Художница, чей рисунок ты купила?

Габи кивнула.

– Она выглядит намного моложе, чем на двух других ее фотографиях, сделанных в Австралии. Но это определенно она. И я почти уверена… – Она присмотрелась повнимательнее, жалея, что у нее нет с собой увеличительного стекла. У нее перехватило дыхание, и она добавила: – Я почти уверена, что одна из картин на стене позади них и есть купленный мной рисунок. – Она достала свой телефон и, пролистав до сделанного ею снимка рисунка, положила его рядом с фотографией. – Посмотрите.

– Здесь трудно что-то разглядеть, – медленно произнес Макс, – но это, безусловно, может быть он.

– Дата совпадает, – указала Габи. – Это тот же самый год: тысяча девятьсот тридцать восьмой. И надпись «Для ОС, с любовью, МЙ» подходит тоже. Они явно были друзьями.

– Я думаю, даже больше, – тихо сказала бабушка Макса. – «С любовью» может быть обычным эвфемизмом. Одетт… Ну, в семье о ней мало говорили, разве что как о героине Сопротивления, которой они, конечно, гордились, но были намеки на то, что она отчуждена от семьи из-за чего-то, что называли неестественными наклонностями. – Последние два слова она произнесла с большой осторожностью, но молодые люди сразу поняли, что она имела в виду.

– Она была лесбиянкой, – сказал Макс на одном дыхании.

– А Маргарет – ее любовницей. – Габи вспомнила предпоследнюю страницу своей работы, которую она сделала для Макса, и подпись под ней «Притворство иногда может быть просто защитой». Это был комментарий к ее собственной дилемме, но теперь он показался ей пророческим. Она посмотрела на фотографию, на неловкую позу, на настороженные взгляды двух молодых женщин. Кто бы ни сделал этот снимок, он либо не знал, либо не одобрял их истинных отношений. И Маргарет Йонан уехала из Франции в тысяча девятьсот тридцать девятом, через год после того, как была сделана эта фотография. Случилось что-то, что разлучило их. Возможно, давление со стороны семьи. Или общества. Или просто что-то более личное. Но у этих двух женщин, вероятно, никогда не было шанса начать совместную жизнь. Не в те времена.

– Бедняжки, – прошептала она.

– Да. Действительно, – кивнула бабушка Макса. Она поколебалась, затем добавила: – В тысяча девятьсот тридцать восьмом году Одетт переехала в Париж, изгнанная своими родителями. А эта надпись на обороте – ее сделал мой отец. Возможно, он не знал, кем была та женщина, стоящая рядом с Одетт. Или, может, знал, но не смог заставить себя написать ее имя, хотя он также не смог заставить себя выбросить одну из немногих фотографий своей сестры, которые у него были. Фотографию, которую, возможно, сделал он сам.

Воцарилось молчание. Затем Габи тихо произнесла, глядя на Макса и его бабушку:

– Рисунок. Я не знаю, как он оказался в том магазине, но я думаю, что он должен вернуться к вашей семье.

– Нет, – решительно возразила пожилая дама. – Я узнала… Поняла только потому, что ты нашла его. Потому что Макс рассказал мне о нем, и я поискала имя художницы и увидела ее фотографию в Интернете. А потом я вспомнила снимок моего отца и незнакомую женщину на нем. – Она заколебалась. – Я всегда жалела, что не познакомилась с Одетт. И я думаю, что мой отец всю жизнь сожалел о том, что последовал примеру своих родителей и отвернулся от нее. Этот рисунок принадлежит не нам. Он принадлежит тебе, Габриэль. И, возможно, тем людям в Австралии, которые ценят творчество Маргарет Йонан и захотят узнать о ней больше. – Она взяла фотографию двух молодых женщин и протянула ее Габи. – Это тоже тебе.

– Я не могу… Этот снимок, должно быть, очень дорог для вас… – пробормотала Габи, едва сдерживая слезы.

– Пожалуйста, возьми, – повторила женщина, и Габи испытала шок оттого, что грозная бабушка Макса сейчас искренне умоляла ее. – Пожалуйста. Он пролежал забытым на дне сундука слишком долго. Но ты поймешь, где его место.

Габи встретилась взглядом с Максом и увидела, как он слегка кивнул и его глаза подозрительно заблестели. Она протянула руку и взяла фотографию.

– Спасибо, мадам, – поблагодарила она, глядя прямо на Лилиан Руссо де Таверни. – Я сделаю все, что в моих силах, чтобы оправдать ваше доверие.

– Я верю, ты так и поступишь, – сказала пожилая женщина, тон ее смягчился, посветлел. – Теперь я знаю, что должна была понять при первой встрече: ты редкая птица. А также то, что моему внуку повезло познакомиться с тобой.

Поддавшись порыву, Габи потянулась и сжала руку пожилой женщины.

– Как и мне повезло, что я встретила его, – счастливо произнесла она, когда Макс взял ее за другую руку, и они втроем на мгновение замерли в таком положении. А затем…

– Не нужно возносить ваши молитвы, мадам и месье, салат с луком-пореем сегодня просто великолепен, – объявил официант с дерзкой парижской ухмылкой, внезапно появившись у них под боком с первыми блюдами, заставив их рассмеяться.

«Жизнь умеет сочетать торжественное с комичным, глубокое с обыденным», – подумала Габи, когда они втроем принялись за действительно превосходный салат из лука-порея.

Глава тридцать шестая

Вчерашним вечером за ужином Крис Клементс сказала Сильви, что, по ее опыту, тот, кто развернул такую травлю, как та, которой подвергалась Сильви, в конце концов захочет предать огласке обиду, которую он в себе носит. Так что она не ожидала, что никто не придет. Но журналистка ждала уже почти полчаса, и со своего тщательно выбранного наблюдательного пункта Сильви видела, что та начинает беспокоиться. Крис то и дело поглядывала на часы, на телефон и осматривалась по сторонам, как будто само это действие могло призвать человека, которого она ждала. Вокруг нее, в кафетерии галереи Лафайет, было полно