Читать книгу - "Дом на Уотч-Хилл - Карен Мари Монинг"

про то, что ты всегда прикроешь мне спину? Если бы ты сказала мне правду, это могло бы спасти её жизнь! Ты знала, — бушевала я, огибая остров и шагая в её сторону. Эсте попятилась, что доставило мне удовольствие, и я в какой-то смутной манере была вполне уверена, что не должна была испытывать удовольствия. — Ты знала, если бы она сумела прожить до тех пор, когда мне исполнилось бы двадцать пять, я бы никогда не узнала, кем я была. Я бы всю жизнь влачила пресное, несчастное существование, погребённая в долгах, горюющая по ней, работающая на трёх работах, бездетная, ибо я бы никогда не позволила себе обречь их на такую тяжёлую жизнь. И ты знаешь, как сильно я хочу детей, но нет, ты…

— Я бы тебе сказала! — прокричала она в ответ.

— Я могла забеременеть в любой момент! Ты бы и не узнала об этом! Кто ты такая, чтобы решать, что можно подождать, пока не приблизится мой двадцать пятый день рождения?

— Послушай меня, тебе нужно успокоиться. Это чрезвычайно важно…

— Иди ты нах*й, — прогрохотала я. — Я больше ничего не обязана делать. Никто меня не контролирует, и никто больше никогда не будет меня контролировать. Я тебе не сука, которую можно посадить на поводок и врать, и я никогда не…

— Зо, ты не можешь позволить твоим эмоциям взять верх. Это слишком опасно. Ты не дала клятвы.

Я понятия не имела, как укротить шторм, бушующий во мне. Мне врали, меня сокрушили и опустошили две женщины, которых я любила сильнее всего. Я была причиной, по которой моя мать жила в аду на земле, и выбор, который она сделала — выбор, о котором знали все, кроме меня — это причина, по которой моя жизнь была адом. Мой эмоциональный шквал набрал такую большую скорость, что сметал меня за собой как беспомощную жертву своего гнева. И честно говоря, приятно было выговориться, выпустить всё. Такое чувство, будто во мне накопились десятилетия подавленной ярости.

— Я могу делать всё, что захочу, — прорычала я. — Я свободна. И ты ведь именно этого не хотела? Потому что я Королевская и я могущественнее тебя. Признай, тебе нравилось быть сильнее. Ты наслаждалась тем, что ты могущественнее бедной, глупой Зо Грей, серой как её проклятая фамилия, которая работала и работала, никогда не жаловалась. пока все говорили за её спиной и контролировали её, а ты поехала и стала успешной известной художницей. Пока мою жизнь уносило всё дальше и дальше в ад.

«Несправедливо, Зо, — произнёс слабый голосок внутри меня, — и ты это знаешь. Эсте не такая». Но я не могла видеть свою лучшую подругу сквозь дымку алой ярости. В данный момент она была изменническим врагом, который врал мне всю мою жизнь. Который наблюдал, как умирает моя мать.

— Это неправда, — парировала Эсте. — Я жила в ожидании дня, когда ты будешь свободна. Я люблю тебя, Зо. Услышь меня, я люблю тебя!

— Любовь не лжёт, — произнесла я ужасным голосом. — Только не тогда, когда это означает, что из-за этого умрёт чья-то мама!

— Иногда любви приходится лгать! Меня тоже контролировали обе наши матери! Ты хоть представляешь, чем мне угрожала твоя мать?

— Мне плевать, — выплюнула я. — Всё — выбор. Разве не так ты мне сказала? Или в этом ты тоже соврала? Или, может, это применяется только к остальным, но не к прославленной Эсте Хантер, которая воспитывалась любящими родителями, всегда зная, что она ведьма? Я, может, и не способна на интенсивную любовь, но это-то я знаю — любовь взращивает, любовь созидает. Любовь не обманывает.

— Да. Сосредоточься на этом, — напряжённо сказала Эсте. — Сосредоточься на любви, Зо.

Я не могла. Ярость выжигала моё сердце. Ярость на мою мать, на Далию, на мою лучшую подругу, на весь проклятый мир.

— Всю мою жизнь нам приходилось бежать, потому что ты не говорила мне правду. Ты знаешь, сколько раз мы сбегали посреди ночи, и как ужасно я боялась? Если бы ты сказала мне, когда мы были маленькими, наши жизни были бы совершенно иными. Всё плохое можно было предотвратить; наше постоянное бегство, мою необходимость постоянно работать на трёх работах, мамину болезнь и смерть — всё это. Если бы одна из двух женщин, которых я любила больше всего на свете, сказала бы мне правду. Ты ведьма, твоя мать подавляет твою силу, и в процессе это убивает её. Вот и всё, что тебе нужно было сказать. Одно-единственное предложение.

— Я боялась её, и Зо, прямо сейчас тебя я тоже боюсь, — сказала Эсте с тихой напряжённостью.

— Ты и должна бояться! Ты разрушила мою жизнь, называясь моей лучшей подругой.

— Я и есть твоя лучшая подруга, — с отчаянием произнесла она. — Ты должна понять…

Я не обязана была ничего понимать. Я поняла всё, что было нужно. Маме не нужно было умирать. Мне вырвали клыки и когти, меня стреножили, мне врали все, кого я любила. Мне вообще не дали выбора. Это стоило моей матери её жизни.

Испепеляющая ярость внутри меня внезапно сделалась ледяной, словно в то мгновение вся моя ярость свернулась в смертоносный убивающий иней, и я знала, совсем как тогда в амбаре, что если я не выпущу это, то в итоге наврежу себе. Губы Эсте шевелились, но я не слышала ни слова из того, что она говорила. Кровь грохотала в моих ушах, оглушая меня. Летальный холод нарастал и нарастал, расширяясь в моём центре, простираясь наружу, и я знала, что если он дойдёт до моей кожи, если я позволю ему полностью наполнить меня, я либо взорвусь, либо стану чем-то настолько совершенно неузнаваемым для себя самой, что мне даже будет всё равно, что я этим стала. Это… чёрное, холодное чудовище — не я, но это стремительно поглощало меня, и инстинкт подсказывал соскрести это всё в одну большую массу и вытолкнуть…

— Зо, не надо! Во имя любви ко всему святому и священному, сопротивляйся! Ты справишься! Я могу тебя научить. Дыши, Зо, дыши!

Поздно было учить меня чему-нибудь. Время учить меня давно миновало. У неё был этот шанс. У них всех был этот шанс, и никто из них им не воспользовался, так что они не имели на это права сейчас. Она должна была сказать мне правду, когда мне было девять, а мама была молодой и здоровой. Сейчас не время учить меня.

Я давила всей своей мощью, чтобы освободиться от тёмных миазмов, но те не поддавались. Это хотело быть внутри