Читать книгу - "Любовь и Хоккей - Монти Джей"

Я думаю, они имеют в виду именно это, когда говорят, что ты никогда не узнаешь ценность момента, пока он не станет воспоминанием. Были времена, когда я отдала бы все, чтобы снова стать ребенком. Несмотря ни на что, у меня было удивительное детство. Мне довелось проехать с отцом через всю страну, и не было ни одного момента, когда я не чувствовала бы, что он меня любит.

Я была одним из счастливчиков.

Я даже нашла фотографию Бишопа с тортом на лице, которую я отправила ему. Его ответ был прост:

— Поделись этим с кем угодно, и я причиню тебе боль.

Этот вечер постепенно превратился в приятный. Риггс играла на своем телефоне Don't Stop Believing, и мы все объединились в гармоничную поющую группу. Мой отец играл на воздушной гитаре, в то время как мы с Риггс были ведущими вокалистами.

Приближался припев, и я пыталась удержаться от смеха над своим отцом достаточно долго, когда он попытаться взять эту ноту. Я посмотрела вниз и заметила прямоугольную коробку среднего размера. Я поднимаю бровь, вытирая ее ладонью.

Пыль раскрывает мое имя. Валор написано сверху черным фломастером.

Я не уверена, что именно подсказало мне, что это не просто коробка с фотографиями, но я знала. По моим рукам пробежали мурашки, а по спине пробежала дрожь. Музыка не доходила до моих ушей, когда я сняла крышку.

Мне казалось, что я смотрю в бездну тьмы. Это место, где прятались все монстры, и я смотрела на них. Мои пальцы, дрожа движутся к содержимому, осторожно поднимая его.

Открой, когда ты закончишь учебу.

Открой, когда влюбишься.

Открой, когда я тебе понадоблюсь.

Открывай, когда тебе нужны ответы.

Открывай, когда у тебя начнутся первые месячные.

Открыть, когда… Открыть, когда… Открыть, когда…

— Валор! Где ты по вокалу? - шутит мой папа.

Волна тошноты накрывает меня, и эмоции, которые я так долго скрывала, начинают бурлить внутри меня. Слезы наворачиваются на мои глаза, и я прикусываю нижнюю губу зубами. От того, что у меня сводит живот, меня тошнит.

Я смотрю прямо в свое прошлое, и оно смотрит на меня в ответ.

Сотни писем заполняют эту коробку. Все они с разными этикетками, написаны одним и тем же почерком. Я никогда не видела их раньше. Я не думаю, что мне это было предназначено. Мои руки дрожат, когда я продолжаю смотреть на них сверху вниз.

Она прикасалась к ним. Ее пальцы коснулись каждого из этих писем, чтобы положить их в эту коробку. Мои пальцы касаются чего-то, с чем она соприкоснулась. Это самое близкое чувство, которое я когда-либо испытывала к своей маме.

— Эй, Салли, девочка, что случилось?

Мой отец теперь стоит позади меня, и я знаю, что прошло всего мгновение, прежде чем он понял, что я нашла. Я никогда, ни разу не злилась на своего отца. Я не думаю, что сейчас злюсь, но я в шоке. Я расстроена, я чувствую себя обворованной.

— Вэл…

— Как давно они у тебя, папа? - Я прерываю его, кладу письма в коробку, закрываю ее крышкой и поднимаю с пола. Я стою с ними в руках, поворачиваясь к нему лицом.

— Как долго? - Я повторяю, мое горло начинает сжиматься, посылая боль в грудь. Начинают капать слезы, и я пытаюсь поймать их рукавом.

— Она послала их, когда тебе было двенадцать, - говорит он тяжелым голосом. Веселье в его тоне исчезло. На его месте стоит человек, который пытается побороть свою боль.

В течение многих лет они были у него здесь, наверху. Годы. Он знал всю боль, через которую я прошла. Все вопросы, которые у меня были, и он получал эти письма от нее в течение многих лет и никогда не говорил мне.

— Как ты мог? - Прохрипела я. Боль в моем голосе грубая. Я чувствую, как всплывает каждое слово, оно словно лезвие бритвы.

Знаете ли вы, каково это - быть чужим в своем собственном зеркале? Смотреть на себя и не знать, какова твоя вторая половина? Чем старше я становлюсь, тем хуже мне становится. Я меньше похожа на своего отца и больше похожа на привидение.

Папа прочищает горло, проводя рукой по волосам:

— Нам с тобой давно следовало поговорить об этом, Салли. - Он делает паузу. — Как родитель, я должен иметь ответы на все вопросы для своих детей, но это было то, о чем я ничего не знал. Они не дали мне инструкции, как с этим бороться, Валор. Я просто пытался защитить тебя.

Мне хочется кричать, орать. Я хочу разозлиться на него. Но я не могу. Даже после того, как он скрыл это от меня. Я знаю, что мой отец никогда бы намеренно не причинил мне вреда. Я знаю, что он любит меня. Но от этого боль не становится меньше. Это не избавляет от этой нее.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, пытаясь держать себя в руках.

— Твоя мама тоже так делала, когда была расстроена, - он говорит это так, как будто мы все время говорим о ней. Как будто она - тема, которую мы постоянно поднимаем.

Это было самое большее, что он когда-либо говорил о ней. Он никогда не упоминал ее, ни ее имени, ни того, как она выглядела. Ни черта. Эта женщина была для меня призраком.

— Я знаю, нам следовало поговорить о ней раньше, Вэл. Я должен был сказать что-нибудь о письмах. Я облажался, и это моя вина. Но ты должна понять, я был в ужасе от того, что снова увижу, как тебе причиняют боль. Ты был такой маленькой, когда она ушла, и это чуть не убило меня, видя, какой сломленной ты была. - Его признание заставляет меня хотеть плакать, и это также согревает мое сердце.

Я упустила возможность иметь мать. Кто-то, кто мог бы показать мне, как пользоваться тампоном, вместо того чтобы это пришлось делать Риггс. Кто-то, кто сказал бы мне, как справиться с моими чувствами к Бишопу. Она бы заплела мои волосы потуже и помогла мне с выпускным, если бы я пошла. Все то, для чего нужна мать, у меня могло быть это.

Но что у меня было на самом деле? У меня был отец, который любил меня. Который охранял меня ценой своей жизни. Он показал мне, как забрасывать шайбу, менять спущенное колесо и как быть той женщиной, которой я являюсь сегодня. Он показал мне, как быть сильной, независимой и как любить людей. Когда я росла, у меня не было мамы, но у меня был отец. У меня был потрясающий отец.

— Мне очень жаль, малышка. Я понимаю, если ты злишься на меня, черт возьми, - вздыхает он, -