Читать книгу - "Малуша. Книга 1. За краем Окольного - Елизавета Дворецкая"

– Сорок? – предположила Мальфрид.

– Думаю, чуть больше тридцати. Его женили после той войны со смолянами. Я была на его свадьбе. Ему было лет семнадцать или чуть больше. Так что хрен его не такой уж и старый! Уж можешь мне поверить, он этой ночью не одну ниву вспахал, не в одном колодце коня напоил!

Мальфрид закрыла рот рукой, чтобы скрыть непочтительный смех. Несмотря на преклонные годы, избавившие Сванхейд от подобных порывов, она не разучилась разбираться в мужчинах.

И тут Мальфрид укусила себя за палец, пораженная внезапным пониманием. Взгляд Дедича, когда он подошел к ней возле костров, так и стоял перед ее мысленным взором, и с опозданием она узнала это выражение.

Лет с тринадцати она на каждом пиру ловила на себе такие взгляды подвыпивших княгининых гостей. Но она, привыкшая видеть в Дедиче почтенного служителя богов, не сразу поняла, что он-то смотрел на нее как мужчина. Еще там, в лодке на воде, когда делал ей знаки и пел про заиньку, пытаясь вернуть ее мысли в мир живых.

– А с Сигватом я поговорю! – пригрозила Сванхейд. – Я и не знала, что ему такое взбрело в голову. Уже видит себя сидящим на божественном престоле, как я погляжу.

– Да йотун ему в рот, извини, дроттнинг! Я с Добротой уже поговорил.

Мальфрид фыркнула от смеха, легко вообразив, как Бер с таким вот сердитым лицом впечатывает Доброту спиной в березу, а тот продолжает дружелюбно улыбаться.

– Он сказал, они всего три дня как узнали, что Волх выбрал Мальфи, и отец в тот же день велел ему готовиться к поединку. Сказал, что если они выиграют, то никто не сможет им отказать.

– Так Доброта правда хотел на мне жениться?

– Сигват хотел, чтобы его сын на тебе женился. Само собой правда, чему ты удивляешься?

– Я ничего не понимаю! – воскликнула Мальфрид. – Зачем Сигвату хотеть, чтобы его сын на мне женился?

Никто из двоих ей не ответил сразу, но по их молчанию Мальфрид угадала, что и бабка, и внук одинаково хорошо знают ответ.

– Это, знаешь ли, еще одна нога от того же пса, – сказал наконец Бер. – Если ты до сих пор не поняла, что Сигват задумал сам стать князем на Волхове, то вот – я тебе говорю.

Сванхейд не возразила, а значит, сама думала так же.

– И для этого ему нужна я? – помолчав, уточнила Мальфрид.

– Само собой. Ты ведь сейчас единственная невеста из Хольмгарда. Та, за которой дают в приданое столетнее право на власть в этих местах. Потому мы и обрадовались, когда Волхов выбрал тебя. Это давало нам покой еще на год. Но только Сигват решил не дожидаться. Он же упрям как тролль.

– А за год порой многое может измениться… – добавила Сванхейд.

«Что вынулось, то и сбудется», – сказал ей Дедич.

В быстро яснеющих утренних сумерках Мальфрид смотрела в сердитое лицо Бера, и ее тянуло улыбнуться. Сейчас все на свете княжьи столы не стоили в ее глазах ничего по сравнению с этим блаженством – иметь близкую родню, которая беспокоится о тебе. Вопреки благоразумным речам Бера она угадывала за его возмущением ревность, и это согревало ей душу. Если бы она сейчас могла думать о других людях, то поняла бы, почему ее мать всего на четвертом месяце вдовства вышла замуж снова, да еще за человека много ниже нее родом и положением. Так сложилось, что ранняя юность Малуши прошла на холоде, без настоящей заботы и сердечного тепла. Святослав сверкнул перед ней, как вспышка пламени, она ринулась в то пламя, безотчетно желая погреться, но по молодости обожглась. Опыт научил ее обращаться с этим пламенем, и в ней проснулись те же наклонности, которые руководили Предславой, женщиной нежной и пылкой. Та прежняя Малуша, которая клялась не верить больше ни одному на свете мужчине, нынешней Мальфрид казалась другим человеком и внушала жалость.

Пока добрались до дома, рассвело, хотя было еще очень рано. В Хольмгарде Мальфрид проводила Сванхейд в спальный чулан и помогла ей улечься. Потом вышла в гридницу. Здесь оказалось почти пусто, лишь трое-четверо немолодых челядинов, что поленились скакать у костров, храпели по углам, да Бер сидел на скамье напротив пустого и холодного очага.

Когда Мальфрид подошла, Бер поднял голову. Он тоже мог бы уже пойти спать – жил в бывшей избе своего отца здесь же на дворе, – но почему-то медлил.

– Ты правда собирался вызвать Доброту, если бы он победил? – дразня, прошептала Мальфрид.

– Ну и еще бы, – без улыбки ответил Бер. – Думаешь, я бы стал спокойно смотреть, как этот йотунов глист увозит тебя в Варяжск?

Мальфрид чуть не расхохоталась, но сама себе зажала рот, чтобы никого не разбудить. Запустила пальцы в его спутанные волосы и ласково сжала, потом прислонила его голову к своей груди. Бер повернулся и обнял ее за пояс, сжав бедрами ее колени. Она погладила его по волосам, по лицу, легко коснулась губ. Душу полнил неудержимый восторг, чувство близости к самым основам земной жизни и к самой сути небесных тайн; тело откликалось томлением крови, в груди теснило от жажды любви, в животе дышал теплый комок. Она ни о чем не хотела думать, кроме того, что из всех ныне живущих любит Бера больше всех на свете, всей любовью, какая у нее только есть, без различения. Пройдя за эту ночь от жизни к смерти и обратно, от холода к теплу, из бурой мглы к свету, она чувствовала себя живой землей, распростертой под небом, и жаждала слиться с ним, чтобы дать толчок к обновлению всемирья.

«Не всякую так пронимает», – сказал Дедич. Способность сливаться с божеством, полученная по наследству от древних княгинь-жриц и пробужденная голосом самого Волхова, казалась Мальфрид непосильной.

Бер прижался лицом к ее груди. Потерся об нее, отыскивая длинный разрез от ворота сорочки, раздвинул его и прильнул губами к ее коже. Мальфрид изо всех сил обхватила его за плечи. Горячая дрожь между ног становилась невыносимой. Его губы прошлись по ее груди снизу вверх, словно согревая после холода реки, потом теплый влажный язык пощекотал ложбинку. Мальфрид отодвинула край разреза сорочки, освобождая грудь для его поцелуев, и чуть не застонала от возбуждения. Вот еще одна восхитительная тайна – ей не дозволено знать Бера как мужчину, но до этого осталось всего полшага…

Рядом всхрапнул кто-то из челяди – будто конь.

Бер вздрогнул, потом выпустил ее из объятий, встал и провел ладонями по лицу.

– Теперь и меня блуд взявше, – выдохнул он. – Все кажется, что ты замерзла там, в воде…

Мальфрид обхватила его руку выше локтя и с наслаждением прижалась к ней грудью. Ей тоже казалось, что только он может по-настоящему согреть ее после холодного ложа Волха-молодца.

– Ты идешь к себе? Я сейчас в девичью, гляну, как там чадо. Потом приду к тебе, хочешь?

– Нет, – сказал Бер, хотя за этим совершенно точно стояло «да».

– Ты ведь этого хочешь. Я приду…

– Не надо. Я дверь запру. Одно внебрачное дитя Сванхейд тебе простила, но второе… особенно если это буду я… Сванхейд умрет от горя, если мы родим ей правнука, который будет сам себе дядя!