Читать книгу - "Дом на краю ночи - Кэтрин Бэннер"

– И на этом участие Флавио в этой истории закончилось? – спросила Мария-Грация.

– Именно, – ответил Андреа д’Исанту. – На этом оно закончилось.

После того как от юного Эспозито избавились (его отец был отъявленным большевиком, так что о каком доверии могла идти речь), трубы и барабаны были отложены в сторону. Профессор Каллейя переоделся в черную рубашку. Им предстоит специальная ночная вылазка, объявил он остальным. Одному коммунисту надо преподать урок. Они проберутся к оливковой роще Маццу и станут поджидать коммуняку в засаде.

Мальчишки переглянулись, они знали, о ком идет речь, и предвкушали унизительную процедуру с касторкой.

– Один из нас, – произнес профессор Каллейя, пристально посмотрев каждому из них прямо в глаза, – должен удостовериться, что негодяй получил урок. Та к велели ваши отцы, il conte и синьор Арканджело.

И профессор Каллейя достал из школьного шкафа, где хранились графитовые карандаши и мел, дробовик. Каждому из парней он выдал по фонарику.

– Пойдете по одному. Встречаемся в оливковой роще через тридцать минут.

Андреа сразу же побежал в сторону отцовского дома. Луч фонарика скакал по камням. У него был план вооружиться не хуже профессора Каллейи. Но хозпостройки были далеко, ружья управляющих запирались на ночь. Осел сторожа Риццу ревел в дальнем стойле. Роясь в развешенной на стене конюшни упряжи, Андреа наткнулся на старый кнут. Схватив его, он погасил фонарик и понесся в оливковую рощу Маццу.

Ночью оливковая роща была полна гигантских теней. Андреа занял позицию позади большого камня, некогда служившего прессом для оливок и лежавшего у входа в рощу три сотни лет. Чуть подальше в темноте маячило бледное лунообразное лицо Филиппо, угадывался черный силуэт профессора Каллейи с поднятым вверх ружьем. Доктор Витале, комично втиснувшийся на оливковое дерево, попытался изобразить крик совы, заставив мальчишек корчиться от сдавленного смеха. Все ждали. Затем на дороге послышался гул авто il conte.

Вскоре послышались нетвердые шаги. Человек был, без сомнения, пьян. Андреа понял это по спотыкающейся походке и бессвязному бормотанию.

– Папа? – позвал Андреа, решив, что это отец вышел из авто и бредет в их сторону, в такие летние вечера он нередко бывал навеселе. Человек шумно дышал, за кустами Андреа видел лишь его ноги. Вот он остановился, повозился и принялся мочиться. Нет, это был не отец. Андреа оказался к человеку ближе всех.

Маленькими шажками, осторожно он подобрался к мужчине. В тот момент он не собирался нападать, он хотел только присмотреться. И точно, это был рыбак Пьерино, он пошатывался, опираясь на острогу. Андреа охватили ужас и возбуждение.

Но Пьерино, похоже, что-то услышал, потому что насторожился.

– Кто здесь?

Тут он заметил Андреа. И поднял свою острогу.

– А, это опять вы, fascisti? – заорал он пьяно. – Я всех вас уложу! Проткну вас острогой! И сделал выпад.

Андреа попятился. Колючие кусты рвали рубашку, царапали тело, внезапно он почувствовал, что его схватили за ноги. В темноте Пьерино казался огромным существом, ужасным, как демон Серебряный Нос^[79]. Андреа вскинул кнут и вслепую принялся хлестать вцепившегося в него человека. Пьерино вдруг взмахнул руками и, потеряв равновесие, упал. Раздался стук. Раскинув руки и ноги, рыбак лежал без движения.

– Синьор Пьерино! – крикнул Андреа тонким голосом.

Ответа не было.

К этому времени подоспели остальные с фонариками. Профессор Каллейя, доктор Витале, его отец. К своему стыду, Андреа обнаружил, что шорты его мокры и прилипли к ногам. Кнут валялся где-то в стороне.

– Мне жаль! – кричал он. – Мне жаль! Я не хотел…

Граф посветил фонариком. Молчание Пьерино стало понятным. Падая, рыбак ударился головой о камень оливкового пресса. Он лежал обмякший, изо лба сочилась кровь.

– Bravo, Андреа, – произнес il conte. – Молодец. Здесь нечего стыдиться.

Из темноты донесся испуганный крик Филиппо Арканджело, затем удаляющийся топот. В следующий миг и доктор Витале ринулся через заросли, его отлетевший в сторону фонарик запрыгал, прорезая темноту, пока не погас, стукнувшись о ствол старого ореха.

– Стоять! – запоздало приказал профессор Каллейя. Затем посмотрел на графа: – Мне понадобится ваша помощь. Берите его за ноги. Мы должны отнести его домой. – И он подхватил недвижное тело под мышки.

Il conte помедлил, потом кивнул:

– Положим его в авто. – Он выключил фонарик, подобрал кнут и сунул за пазуху своего льняного английского пиджака. – Давайте. Раз, два, три, взяли.

Они уложили Пьерино в машину. Андреа ехал на заднем сиденье, отворачиваясь от лежавшего рядом с ним без сознания рыбака.

Автомобиль оставили под аркой при въезде в город. В душной темноте они понесли на руках Пьерино проулками. Все происходило в молчании, но Андреа несколько раз ловил одобрительные взгляды старших. Они тащили истекавшего кровью рыбака под светом звезд, и это была самая долгая дорога в жизни Андреа.

Они положили Пьерино в проулке около его дома. Возможно, отец или профессор Каллейя намеревались постучать в дверь, но в этот момент рыбак ожил, заворочался. Мужество изменило им, и они ринулись прочь, сознавая, что общая тайна уже соединила их, что они никому не расскажут о том, что сотворил Андреа.

Всю дорогу домой Андреа сидел, сгорбившись на сиденье рядом с отцом, и рыдал.

– Это была случайность, – шептал он.

Отец положил руку ему на плечо:

– Это не была случайность. Это был правильный поступок. Выпрямись. Тебе нечего стыдиться.

Проезжая мимо «Дома на краю ночи», il conte сунул руку под пиджак, достал окровавленный кнут и зашвырнул в заросли бугенвиллей около бара.

– А что, если его найдут? – спросил Андреа.

– Пусть Эспозито об этом беспокоятся.

Закончив свой рассказ, Андреа разрыдался. Он долго стоял, глядя через стену на кактусы, которые постепенно начинали вырисовываться в наступавшем рассвете, и оплакивал свой поступок.

– Я любил этот остров. Я хотел быть здесь своим. Я не стал бы хлестать его кнутом, если бы не испугался. Но fascisti считали, что я сделал это специально. Они все считали меня героем. Мой отец гордился мной! – Он произнес это с отвращением, словно сплюнул. – Они не позволили мне рассказать правду. Они внушили мне, что я поступил намеренно. Но это не так, Мария-Грация. Теперь ты знаешь, что я из себя представляю, и знаешь, что случилось с Пьерино. Ты не полюбишь меня, но я не такой, как мой отец, поверь мне.