Читать книгу - "Дуэль - Барбара Мецгер"

Карсуэлл чуть не свалился с кресла, а Ренсдейл сдержал готовый вырваться крик удивления.

– Господи, дружище, неужели ты собираешься пойти по стопам Бенедикта из шекспировского «Много шума из ничего» и сыграть роль закоренелого холостяка, который, в конце концов, все-таки женился? – осведомился Карсуэлл.

Йен поднял бокал.

– Я хочу показать своей невесте, что достоин ее. Ведь она – мать моих будущих детей.

Ренсдейл зарылся глубже в кресло, словно надеялся, что кожаные подушки поглотят его.

Карсуэлл поглаживал подбородок и думал.

– Ты, конечно, прав. Блуд – занятие для холостяков и закоренелых распутников. Порядочный человек, женатый на достойной женщине, должен покончить с разгульной жизнью. Человек с рискованной репутацией должен заранее доказать свою порядочность, отвергнув соблазны.

– Вот именно. – Правда, Йена ничто не соблазняло. – Но вы поезжайте, если хотите.

Как мог Ренсдейл отправиться к девкам после таких слов?

– Нет, нет, я тоже должен думать о своем будущем сыне. И потом, мне не хочется подцепить сифилис или еще какую-нибудь заразу.

Оба посмотрели на Карсуэлла.

– Да, я, пожалуй, тоже откажусь от этих развлечений. Воздержание принесет пользу моей душе. Буду воздерживаться пару недель, посмотрим, что из этого выйдет. Или неделю. Или до конца этой недели.

– Стать монахами – прекрасное дело, но чем же еще нам заняться? – спросил Ренсдейл с грустью в голосе.

– А чем вы занимаетесь дома? – заинтересовался Йен. – Или вы каждый день ходите в гости?

– В деревне? Мы бываем на вечерах, по воскресеньям обедаем со сквайром и его женой. Я хожу в пивную, иногда играю в карты, иногда – в «дротики». Но обычно мы сидим дома. Так спокойнее, понимаете. И дешевле. Вероника шьет, я смотрю на нее.

– Черт побери, вы смотрите, как шьет ваша жена? – Карсуэлл пришел в ужас. – С таким же успехом можно смотреть, как ваши овцы отращивают шерсть.

Ренсдейл вспыхнул.

– Мне нравится смотреть на нее, когда она погружена в свое рукоделие и не может ворчать и жаловаться. Я люблю мою старушку. Мы беседуем – о том о сем.

– Черт побери, – повторил Карсуэлл.

Йен не понял, почему его друг бранится – потому ли, что Ренсдейл любит смотреть на эту мегеру, или потому, что он ее любит. Но он понял этого человека. Он подумал о том, с каким удовольствием будет смотреть на Афину, когда она сидит с вышиванием, болтать с ней о том, как они провели день, обсуждать его будущую речь в парламенте, беседовать на самые разнообразные темы. Ее суждения обычно взвешены и разумны. Потом они лягут в постель.

Возможно, семейная жизнь не так уж и тягостна. Йен надеялся на это, поскольку воздержание слишком обременительно.

Карсуэлл пошел поискать, с кем сыграть в карты, а Йен и Ренсдейл продолжали беседовать.

– Расскажите мне об Афине, – попросил Йен, – чтобы я мог лучше понять ее.

– Вы никогда не поймете женщину, но я попытаюсь. – Ренсдейл стал рассказывать Йену не об Афине, а о второй жене своего отца, в качестве примера. – Дочка простого землевладельца, чуть ли не на двадцать лет моложе его. Между вами и Эффи разница в десять лет. Это прекрасно. А мой отец стал посмешищем для всего графства, этакий старый дурень рядом с молоденькой кобылкой.

Он хотел еще сына, этот покойный виконт, и чтобы жена согревала ему постель. Он, вероятно, любил эту женщину, рассказывал Ренсдейл, потому что стал угасать, когда она умерла родами, и озлобился. Старый виконт возненавидел мальчика, ставшего причиной ее смерти, был в ярости от того, что младенец очень слабый, худосочный, – это оскорбляло его мужское достоинство. Только маленькая Афина любила этого хилого младенца, отец ее тоже возненавидел за то, что она походила на мать и объясняла ему, как воспитывать сына. С самого детства она была упрямицей, такой и осталась. Из упрямства она отказалась принять предложение графа, хотя на лучшую партию ей надеяться нечего.

Прислуга относилась к ней как к хозяйке Ренсдейл-Холла, даже когда Ренсдейл привел в дом молодую жену, и Афина ничего не сделала, чтобы изменить это отношение. Она всегда считала, что знает, что и как нужно делать, обращалась со слугами как с членами семьи, ставила интересы арендаторов выше интересов семьи. Ренсдейла она раздражала, Афина хорошо умела считать и разбиралась в бухгалтерских книгах. Он мог всегда нанять секретаря, который не станет сердиться, если он увеличит ренту арендаторам.

Вероника сочла свою молодую золовку слишком легкомысленной, чтобы ее можно было представить в обществе. Афина была решительная, разборчивая, волевая и неучтивая и слишком молодая, чтобы с ней можно было подружиться. Она не имела ни малейшего понятия о месте женщины в мире, особенно о месте женщины со скромными средствами, зависящей от своего единокровного брата. Леди Ренсдейл считала, что Уиггз достаточно хорош для этой девушки и устройство этого брака потребует меньше всего усилий с ее стороны.

Оба были рады избавиться от нее. Мальчик же был просто неудобством, стеснительным бременем, чем-то вроде сумасшедшего члена семьи, живущего на чердаке. Так что супругов Ренсдейл очень устраивала возможность оставить мальчика на попечении Мардена. Это была единственная причина, по которой она не призывала мужа вернуться домой, чтобы утешать ее.

– Вы это понимаете, не так ли?

Йен подумал, что, выслушав брата Афины, стал понимать ее лучше. Те, кому следовало любить девушку и заботиться о ней, предали ее. Неудивительно, что она не хочет доверить свою жизнь и жизнь ее брата кому-то, кто считает, что лучше знает, как и что она должна делать. Йен тоже не захотел бы так легко сдаться, если бы ему приходилось завоевывать уважение и независимость. У него в подчинении весь мир, никто не смеет сказать ему «нет», а он еще беспокоится о том, стоит ли надеть на себя кандалы. Он никогда не собирался держать жену в узде, но как ему убедить ее в этом? Он дал себе клятву, что будет стараться. Она должна понять, что он человек чести, который лгал ей, лишь когда невозможно было не лгать.

Через пару часов Ренсдейл был готов вернуться домой. Карсуэлл все еще сидел за картами, но Йен с радостью вышел из прокуренной комнаты. Не имея в Лондоне собственного экипажа, Ренсдейл хотел сказать швейцару, чтобы нанял извозчика.

– Я вас подвезу, Марден. Нам по дороге.

– Нет, я пойду пешком. Мне недалеко, и я хочу поразмяться. Пока еще не так поздно, сейчас полнолуние. И потом, при мне трость со шпагой.

Ренсдейлу не хотелось, чтобы о нем подумали, будто ему труднее ходить, чем более молодому человеку, и он сказал:

– Я пойду с вами. – Он похлопал себя по животу. – Мне тоже нужно подвигаться.

– А как же ваши трудности? – Невежливо говорить о телесном недостатке собеседника, но ведь Ренсдейл хромает. Все же Йен пожалел, что не согласился поехать с ним вместе.