Читать книгу - "О пепле и стали - Элиза Рейн"

Так подсказывает мне сознанная часть.

Надо научить Торви танцевать, раз уж их теперь три. Это реагирует другая.

Откинувшись назад, пытаюсь поговорить со своей медведицей.

— Кажется, я брежу, — удается сказать мне, хотя слова и кажутся какими-то неправильными. — Не делай ничего глупого.

— Тебе нужно отдохнуть.

— Почему ты под водой?

Я закрываю глаза, потому что три склонившихся надо мной медведицы — это слишком, а их мех меня щекочет.

— Спи. Я буду тебя охранять.

Усмехаюсь.

— Я почти весь день пробыла без сознания. Пусть делают со мной, что захотят.

Живот вдруг сводит, и я резко сажусь.

— Что случилось? — полный тревоги голос Торви бурлит у меня в голове.

— Я думала, меня вырвет. Но кажется, я просто голодна. У нас есть что-нибудь…

И отключаюсь до того, как заканчиваю предложение.

Я то просыпаюсь, то проваливаюсь в похожий на бред сон на протяжении неизвестного количества часов. Что пугает больше, за это время я четырежды падаю в обморок.

Мои сны ужасны. Я наполовину бодрствую, наполовину сплю, и мой ум полон затуманенных образов.

Примерно в течение часа я попросту кричу, снова и снова повторяя имя сестры. Мне слишком плохо даже чтобы понять, почему зову ее.

Я могу зацепиться лишь за присутствие Торви, ее мех под моими пальцами реален, хоть и превращается в пламя, и наконец, я по-настоящему засыпаю, прижавшись к ней, блаженная пустота накрывает меня.

Когда просыпаюсь, зрение проясняется. Меня больше не тошнит. Голова болит, но я хотя бы могу нормально думать, пусть воспоминания о проведенном в клетке дне и слегка размыты.

Торви смотрит на дверь, подняв голову.

— Сколько я спала? — бормочу я.

— Слишком долго. За дверью кто-то есть.

— Нет, — шепчу ей. — Не знаю, выдержу ли еще один день в галерее. Я могу сойти с ума. Но… — вцепляюсь пальцами в ее мех, набираясь сил чтобы признаться. — Я не знаю и того, смогу ли выдержать магию Оргида, не сломавшись.

Безумие или ужас.

Такой выбор я должна сделать.

ГЛАВА 45

МАДДИ

— Я не думаю, что тебя сейчас заберут в клетку.

Торви встает, и я скатываюсь с нее. Все мое тело зажато после дня, проведенного без движения, и когда встаю на ноги, меня пронзает боль, а кожу покалывает от страха.

Торви скалит зубы, когда я слышу поворот замка.

Дверь бесшумно открывается, и в камеру входит Фрейдис.

Когда я смотрю на сестру, меня будто захлестывает лавина из тысячи разных чувств.

В одной руке у нее сумка, из которой выступают артефакты из Сокровищницы, а в другой поблескивает тиара, но их я едва замечаю.

Я вижу лишь ее глаза.

Она смотрит прямо на меня, и в ее взгляде нет ни намека на лед. Более того, ее глаза полны слез.

Это глаза моей сестры, по которым я болезненно скучала все эти полные сомнений и предательства недели.

— Фрейдис, — выдавливаю я, по моему лицу уже текут слезы. Она едва успевает закрыть дверь, прежде чем я на нее набрасываюсь.

Звякнув, артефакты приземляются на пол, когда она обнимает меня с той знакомой мне силой, по которой я так отчаянно скучала. Она всхлипывает, уткнувшись мне в шею, ее слезы обжигают мою кожу.

Горестные недели забываются, страх за то, что все наши отношения были ложью, покидает мое тело. Каждый момент, в который я сомневалась, правда ли она меня любит, и не оказались ли десятилетия, что мы провели вместе, тщательно спланированным обманом, ускользает и превращается в ничто.

Облегчение поглощает меня.

Все было по-настоящему. Сестра, которая стояла между мной и безразличием родителей, которая заботилась обо мне во время каждого обморока, которая давала мне единственную любовь в нашем застывшем дворце. Все это время она была настоящей. Каждый разделенный секрет, каждый разговор шепотом, каждый раз, когда думала, что умираю, а она меня успокаивала… Все это и вправду было.

— Я люблю тебя, — выдавливаю я сквозь слезы, вцепившись в нее так, будто она в любой момент исчезнет.

— И я тебя люблю, Мадди, — на моем имени ее голос ломается. — Не знаю, простишь ли ты меня когда-то за все то, что мне пришлось сделать.

Боль в ее голосе заставляет меня обнимать ее еще крепче. Что бы она ни натворила, что бы ни была вынуждена сделать, она моя сестра. Я всегда ее прощу.

Фрейдис держит меня за плечи, разглядывая с расстояния вытянутых рук. Ее красные глаза полны слез, которые скатываются по бледным щекам.

— Мадди, клянусь, я не сделала бы ничего из этого, если бы не думала, что это единственный способ спасти твою жизнь, — от чистой боли в ее голосе у меня сжимается сердце.

Я давлюсь рыданиями.

— Я ничего не понимаю.

— Я расскажу все с самого начала, но… — ее голос прерывается. — Знаешь, меня чуть не убило сидеть ночью около двери твоей камеры и слушать, как ты вот так кричишь. Мне нужно знать, простишь ли ты меня, Мадди. Мне так жаль.

— Ты спала возле моей тюрьмы? — при мысли, что она была так близко, пока я мучалась, в груди что-то болит.

— Да, мне пришлось ждать, пока все они уйдут, чтобы войти, но я не могла… — она тяжело сглатывает. — Я не могла быть далеко от тебя теперь, когда мы наконец рядом. Есть хоть какой-то шанс, что ты меня простишь?

— Конечно, прощу, — говорю ей, снова заливаясь слезами. — Но ты должна объяснить мне, что происходит.

Она смотрит поверх моего плеча, на Торви, и с ее губ срывается дрожащий, полный восхищения вздох.

— Мадди, это самое прекрасное создание, что я видела в своей жизни. Я чуть не выдала себя, когда увидела ее рядом с тобой. Мне было так тяжело не восхититься ею. Она просто великолепна.

На моем лице расползается искренняя, полная радости улыбка.

— И правда. Торви, это Фрейдис.

Торви самодовольно отряхивается и смотрит на мою сестру.

— Она видит мое величие, — одобрительно урчит она в моей голове, и я смеюсь, а Фрейдис моргает.

— Ты мысленно разговариваешь с ней? — спрашивает она, и тревога на ее лице сменяется удивлением.

— Да, — отвечаю и чувствуя гордость.

— И твоя магия, Мадди, — ее голос наполняется невероятной радостью. — Твоя магия… Я всегда это знала. Она всегда жила в тебе.

Я всегда хотела именно этого — услышать одобрение в ее голосе, увидеть гордость в ее глазах. И именно это боялась потерять навсегда.

— Фрейдис, ты знала… — мой голос надламывается, когда задаю вопрос, который пугает меня