Читать книгу - "Полька и Аполлинария - Галина Гордиенко"

Лена подошла к окну и почти легла на подоконник, бездумно глядя на разомлевшую от августовской жары улицу. Нашла взглядом Марию Ивановну – она суетилась у накрытого стола во дворе, помогала официанткам, приглашенным из ближайшего ресторана, – и вдруг вспомнила, что Игорь с Сашей тоже придут на поминки.

Лена судорожно вздохнула: бабушку почти некому провожать, она ни с кем не дружила. Только самые близкие пришли на похороны. Папа даже автобус не стал заказывать, вполне хватило трех легковых машин.

«Ничего, ОНА не обидится, – Лена с трудом заставила себя улыбнуться, вдруг захотелось походить на свою недобрую, несгибаемую, эгоистичную – так все говорили! – властную бабушку. – ОНА не терпела лицемерия. Всегда говорила, что хотела и кому хотела. Плевала, если собеседнику не нравилось. И всегда доводила начатое до конца. А я…»

Лена резко выпрямилась: как она могла ТАК распуститься?! Позволить, чтобы Игорь увидел ее в ТАКОМ виде… Слабой, никчемной, в соплях и слезах!

А Саша Карелин?!

Лена вспомнила свой жалкий лепет в кафе, внимательное Сашино лицо, его дружеское – всего-то! – похлопывание по плечу и сочувственную улыбку.

Она, Лена, производила жалкое впечатление! Бабушка бы снова сказала: внучка не ее крови. И дело не во внешнем несходстве.

Но это ж неправда!

Лена бросилась приводить себя в порядок. Долго стояла под ледяным душем. Дрожала под тугими струями и размышляла, как вести себя при встрече с Игорем и Сашей.

«Надоело, что они до сих пор смотрят на меня как на маленькую девочку, – зло думала Лена. – Нет, даже хуже! Как на бесплатное приложение к другу-Лешке. Эдакое досадное недоразумение. Мол, путается что-то там под ногами, внимания требует…»

–Кстати, нужно поставить точку на дурацкой истории с сережками, – пробормотала Лена, сдергивая с вешалки полотенце.

Она посмотрела в зеркало и осталась собой довольна: строгое красивое лицо, яркие синие глаза, тонкая талия, длинные стройные ножки, им все девчонки в классе завидовали...

Лена одобрительно улыбнулась белокурой девушке в зазеркалье и злорадно подумала: «Может, и зря я все затеяла. Вряд ли Игорь вообще вспомнит, кто такая эта Рыжая…»

* * *

Скуратову не хотелось оставаться на поминки, но уехать с кладбища домой он не решился. Уж слишком грустным выглядел Лешка, Игорь его раньше таким и не видел. Парень даже плакал украдкой.

Да и Карелин то и дело шмыгал носом и прятал глаза. Сашка, кажется, с раннего детства знал умершую старуху и любил по-своему. За язвительность, за несхожесть с другими, за собственное мнение по любому вопросу, за нескрываемый интерес к их с Лешкой нехитрым мальчишеским проблемам, за умение хранить чужие тайны.

Игорь стоял за спинами друзей и угрюмо наблюдал за «провожающими». Их немного пришло на эти похороны. Сами Кирсановы, ближайшие родственники, кое-кто из друзей и молодящаяся дама со странно значительным лицом.

Нет, скорее, личиком. Сухоньким, с кулачок, но торжественным, как на девятое мая.

Она кружила возле гроба, словно огромная моль, в черном шелковом платье, чересчур свободном для нее. Всматривалась в лицо почившей с непонятным напряжением и что-то жарко шептала, будто Софья Павловна могла услышать. Дама в черном походила на сумасшедшую.

Еще из посторонних присутствовали врач и старый юрист, Игорь не раз видел их в доме. Оба в строгих темных костюмах, со скорбными лицами.

Скуратов слышал, как импозантный доктор, протирая накрахмаленным носовым платком очки, сказал соседу:

–Сильная была женщина, несгибаемая. Верите, сама поставила себе диагноз, я лишь подтвердил. После моих слов – ни истерики, ни слез, ни обреченности – ничего. Спокойно улыбнулась и, знаете, что сказала?

–Бог шельму метит? – неприятно усмехнулся старик-юрист.

–Господь с вами, – отшатнулся доктор, – с чего вы взяли?

–Тогда – не все коту масленица.

–Вы ее не любили, – утвердительно произнес врач.

–Ваша правда, – старик не стал возражать. – Не за что мне ее было любить. Да и не нуждалась Софья в ней, в любви-то, особенно в моей.

Они замолчали. Игорь искоса посматривал на них. Скуратова почему-то волновали эти люди, тоже чужие, как и он сам, но странно причастные к происходящему таинству.

Наконец старый юрист провел дрожащей рукой по голове – хотя воздух был недвижен, и волосы лежали в раз и навсегда установленном порядке – и с деланым безразличием спросил:

–Ну и что ОНА вам сказала?

Слово «она» прозвучало в коротком предложении очень значительно. Врач это уловил и бросил на собеседника проницательный взгляд. Понял что-то свое и удивительно мягко вымолвил:

–Праздник не может быть вечным.

–Что?!

–Праздник не может быть вечным, – повторил доктор. Горько улыбнулся и добавил: – Потом засмеялась и потребовала сохранить ее тайну. От семьи. Мол, незачем их тревожить. Да и не хочет она ловить сочувствующие взгляды, это ее жизнь и ее смерть.

–Очень на НЕЕ похоже, – просипел юрист и рванул свой галстук, ему не хватало воздуха.

Игорь случайно поймал взгляд старика и непроизвольно отпрянул, столько в нем было бессильной злости, отчаяния и ненависти. Доктор же смотрел мягко и печально: ЭТА смерть не казалась ему трагедией, слишком спокойно ждала ее больная.

Скуратов отошел к друзьям, сиротливо стоящим плечом к плечу, и вдруг понял: он не жалеет, что пришел сюда. Услышать такую необычную эпитафию над свежей могилой – дорогого стоит.

«Интересно, Кирсанов и его сестрица хоть что-то унаследовали от бабушки? – Игорь внимательно посмотрел на горестное Лешино лицо. – Плохо, если нет. Интересная была старуха, жаль, я ее мало знал…»

* * *

Скуратов бросил взгляд на часы и поморщился: почти девять вечера, что-то он засиделся. Вначале неудобно показалось уйти, слишком настойчиво приглашал к столу старший Кирсанов.

Потом Лешка вдруг устроил тихую истерику. Смотрел на окна Софьи Павловны и стопку за стопкой опрокидывал в рот крепкую рябиновую настойку, приготовленную Марией Ивановной по старинным рецептам. Хрустел костяшками пальцев и сипел, что никому кроме бабушки не нужен. Никто всерьез им не интересовался, даже родители. Отец считал: сын одет, обут, сыт. Не жалел для него карманных денег и не сомневался – этого вполне достаточно. Мама же ограничивалась поцелуями на ночь, проверкой школьного дневника, а сейчас – зачетки.

Лишь бабушке все было важно да интересно. Только ей!

Теперь Лешка один.

И точка.

Саше с Игорем пришлось его успокаивать. Правда, делали они это весьма своеобразно. Карелин, например, заверил, что Лешка – настоящая свинья, раз не понимает собственного счастья. Не каждому повезло в жизни с бабушкой. У него, у Карелина, вообще ее нет, и не было, его родители выросли в детском доме. Саша все детство, сколько себя помнит, Лешке завидовал. Причем черной завистью!