Читать книгу - "Яд в крови - Наталья Калинина"

Ян появлялся в Москве редко — он учился в мореходке, решив, к неописуемой радости капитана Лемешева, продолжить славную семейную традицию. Иногда звонил, но говорил очень мало, лишь скупо отвечая на ее вопросы. Маша Лемешевым никогда не звонила — чувствовала, что Амалия Альбертовна ее боится и не любит. Но она носила кольцо Амалии Альбертовны — рубиновый цветок в окружении трех листиков, покрытых мелкими изумрудами росы. Таково было желание Яна, и она не могла не исполнить его.

Николай Петрович, превратившийся на глазах в больного старика, продолжал тем не менее тянуть лямку министра — перспектива пенсии страшила его своей неприкаянной пустотой. Он допоздна засиживался на работе, благо дел всегда хватало, безотказно ездил в командировки. Выходные проводил на даче, куда Маша часто приезжала с маленьким Яном. Дедушка с внуком любили друг друга крепкой, приносящей обоим радость любовью.

Институт Маша закончила без натуги, правда, в дипломе оказалось полным-полно «удов» — она питала стойкое отвращение к общественным наукам. Всерьез увлеклась пением, посмотрев «Большой вальс» с Милицей Корьюс. Не знала с чего начать и, как это обычно случается, начала совсем не с того — стала брать уроки вокала у бывшей опереточной примадонны и чуть не загубила голос. Потом ее свели с сопрано из Большого театра, которая очень хотела получить участок земли в ближнем Подмосковье (она, разумеется, знала, из какой Маша семьи) и потому нахваливала ее, попутно давая очень дельные жизненные советы, и лишь изредка профессиональные. Что касается последнего, Маша хватала все с лету. Ее окрыляла явная лесть Миловидовой, хоть она и знала, что это всего лишь лесть, заставлявшая заниматься помногу и с энтузиазмом. Ночами она слушала пластинки с записями великих опер в исполнении великих певцов, незаметно выучив на память многие сопрановые партии. Навязчивой мечтой стало спеть Изольду Вагнера. Увы, до этого, она знала, очень и очень далеко. Но Маша не отчаивалась. Она с блеском прошла отборочное прослушивание в консерваторию. Имея на руках диплом другого вуза, Маша была освобождена от ненавистных марксистских предметов и отныне могла всю себя посвятить музыке.

Ян сидел в самом последнем ряду, прикрыв ладонью левую половину лица. Он старался не смотреть на сцену, ибо высокая тоненькая девушка в белом платье с распущенными по плечам локонами влекла его к себе словно магнит. Она была родной сестрой, и он не имел никакого права испытывать к ней те чувства, которые сейчас испытывал. Что это? Откуда на него свалилось? Как быть? Бороться с собой?..

Он отнял ладонь от лица и посмотрел на сцену. Девушка пела романс Чайковского «То было раннею весной». Ему казалось, она глядит на него, и он непроизвольно вобрал голову в плечи. Нет, Маша не должна знать, что он был на ее концерте, даже что приезжал в Москву.

Однажды он, приехав вот так же на день, бродил за ней по весенним московским улицам. У Маши, судя по всему, было хорошее настроение: она покупала цветы, пластинки и все время оглядывалась назад и улыбалась — наверное, чувствовала на себе его взгляд. Но она не могла узнать его: он надвинул на лоб шляпу и приклеил приобретенные в магазине ВТО смешные рыжие усы. Потом Маша зашла в «Метрополь» — в синем зале крутили «Римские каникулы» на английском языке. Он тоже купил билет, вошел в зал, когда уже погасили свет, и сел через ряд сзади и немного сбоку от Маши.

Он смотрел не на экран, а на ее освещенный мельканием света и тени профиль. Сперва она смеялась, потом размазывала по щекам слезы, как вдруг обернулась, и он поспешил опустить голову. Он видел «Римские каникулы» не один раз. Еще до того, как узнал Машу. Сейчас он поразился ее сходству с юной героиней Одри Хепберн, но не внешнему — Маша, на его взгляд, была красивей. Этих двух молодых женщин роднила какая-то особая атмосфера романтичности, от которой легко можно было задохнуться. Ян сейчас задыхался. Он отдавал себе отчет в том, что любит Машу отнюдь не братской любовью. Нужно бороться, бороться с собой. Но он бороться не хочет — он хочет ее любить…

Маша закончила петь, и раздался громкий всплеск аплодисментов. Ян попросил сидевшую рядом девушку отдать певице букет — семнадцать больших кремовых роз, перевязанных красной лентой. Продавший их грузин сказал: «Красный лента связывает мэжду собой два сэрдца». Взяв букет, Маша на мгновение погрузила в него лицо, поклонилась и послала в зал воздушный поцелуй. Объявили следующую певицу — это был классный вечер профессора Барметовой. Ян вышел в темное фойе и стал не спеша спускаться по мраморной лестнице. Погруженный в свои мысли, он не сразу услыхал сзади себя быстрый стук каблучков. Его обхватили за шею нежные ласковые руки, горячее дыхание обожгло ухо.

— Ян, мой самый-самый родной!

Они чуть было не скатились с верха лестницы. У Маши от возбуждения блестели глаза. Но где-то в их самой глубине все так же таилась печаль — Ян видел это как никогда отчетливо.

— Как ты узнала, что я…

— Еще до роз. Почувствовала. От тебя идут очень сильные токи. Почему ты не зашел ко мне за кулисы?

— Я скоро уезжаю.

— Я тебя провожу. Подожди здесь — я мигом.

Ян присел на скамью и облокотился о прохладную стену. У него бешено колотилось сердце, от Машиного прикосновения взбунтовалась плоть, требуя того, что ей положено по праву.

Маша вернулась через пять минут. Она была в джинсах и свитере и тащила завернутый в плотную бумагу букет роз.

— Сбежала. Сказала, меня ждет возлюбленный. Ян, ты не будешь меня ругать за то, что я обозвала тебя своим возлюбленным?

— Нет. — Он вымученно улыбнулся. — Ты замечательно пела. Правда, я… я, как обычно, думал под музыку о своем.

— И о чем же ты думал, можно узнать?

— Нельзя. Это очень лично.

— Прости. — Маша в шутку надула губы. — Может, поедем ко мне? Димка в очередной командировке.

— Поедем, — не совсем уверенно сказал Ян.

— А тебе обязательно нужно уехать сегодня? — спросила Маша уже в такси.

— Нет. Но я дал себе слово.

— Возьми его назад. Или лучше отдай мне.

— Но я должен уехать, — упорствовал Ян.

— Тебя кто-то ждет? — тихо и тревожно спросила Маша.

— Никто не ждет, — выдохнул Ян. — Но я… все-таки, наверное, поеду.

— Странно и в высшей степени таинственно. Мой единственный брат тайком приезжает на концерт своей сестры, потом так же тайком пытается ускользнуть с этого концерта и сбежать домой. — Маша рассмеялась. — Ян, а Ян, мне кажется, ты стал настоящим морским волком, чурающимся и даже побаивающимся женщин. Но ведь я — твоя сестра и…

Она замолчала.

Ян отвернулся к окну.

Когда они очутились в темной прихожей, Маша вдруг встала на пальчики и поцеловала Яна в губы. Он схватил ее за плечи, горячо отозвавшись на этот поцелуй, потом оттолкнул от себя, но она взяла его за обе руки и снова притянула к себе.

Они стояли, обнявшись и прижавшись друг к другу, и Ян постепенно успокоился и расслабился. Плоть блаженствовала, словно уже вкусив удовольствий. «Сестра, сестра, — твердил он в уме. — Что-то перепуталось в моей голове. Как хорошо, что она моя сестра».