Читать книгу - "Клетка - Ариша Дашковская"

нанесены на этот необычный глобус и отмечены небольшими выпуклыми кружками с отверстиями в центре. Тогда я потянул за цилиндрик. Он подался и на деле оказался канцелярской кнопкой с длинной иглой. Я воткнул кнопку в ближайшее отверстие. Острие вошло легко. Бесцельно вытащил кнопку и снова воткнул 8 другое отверстие. Глупо. И глобус дурацкий. Для чего помечать города этой кнопкой? Чтоб помнить, куда отправишься 8 путешествие или 8 командировку? Или чтоб не забыть где находишься после перепоя? В Питере мы, в Питере. Я с идиотской улыбкой обозначил кнопкой кружок с витиеватой надписью «Санкт-Петербург». И тут раздался легкий щелчок, от которого я вздрогнул. В основании глобуса чуть приоткрылась передняя деревянная панель. Я поддел ее пальцем. Выдвинулся крошечный ящичек, на зеленом сукне которого лежала связка из трех ключиков.

— Три ключа, по числу ящиков стола, — подтвердил мою догадку Лис.

Мгновенно опустившись на корточки, я решил ее проверить. Со второй попытки верхний ящик открылся, но кроме бумаг с многозначными цифрами в нем ничего не было.

Зато во втором ящике на дне я обнаружил пухлый желтый конверт. Я бы не обратил на него внимания, если бы каким-то чудом в глаза не бросилась неприметная надпись, сделанная карандашом «Губанов Олег». Мои имя и фамилия.

Край конверта был взрезан. Когда я пытался вытащить бумаги, на пол выпал диск в прозрачном буклете, на котором черным маркером значилось «Видео все 4». Я убрал диск на стол и с бешено колотящимся сердцем стал рассматривать содержимое конверта. Несколько постановлений о привлечении в качестве подозреваемого, датированных разными годами, на неких Кравцова Н.В., Григорьева В.С., Хлебанова В.К., Пака Д.В. Фамилии ни о чем не говорили, и я понятия не имел, какое они

могут иметь ко мне отношение. Пробежавшись по тексту постановлений, понял только, что этих типов неоднократно подозревали то в изнасилованиях, то в совершении насильственных действий сексуального характера. Дальше шла тоненькая скрепленная степлером копия уголовного дела в отношении неустановленных лиц. Мое дело. Приостановленное в связи с тем, что лица, подлежащие привлечению, в качестве обвиняемых, так и не были установлены. Глухарь, если выразиться проще. Я не смог прочитать протоколы допроса свидетелей, хоть и прошло уже почти три года. Память живо зашвырнула меня в тот подвал, заставляя заново пережить страшную ночь. Листая дело, я наткнулся на цветные копии фотографий с места происшествия, с них будто веяло мертвенно-ледяным холодом. Игнорировать дрожь в руках становилось все сложнее. Пальцы не хотели слушаться. Листы норовили рассыпаться. Переждав несколько минут, я стал рассматривать бумаги дальше. С удивлением увидел копии рисунков, сделанных моей рукой. Кореец. Кучерявый. Васек. Колян. Что они здесь делают? А дальше шла толстая стопка фотографий. При взгляде на верхнюю, я почувствовал, как подступает тошнота. На ней был обнаженный мужчина, сидящий на стуле. Его пах представлял собой бесформенное кровавое месиво. По телу чернели кровоподтеки. Рука была вывернута под неестественным углом. Голова запрокинута назад. На следующей фотографии крупным планом было взято его изуродованное лицо. Я узнал Дэна Корейца.

Нетрудно было догадаться, что ожидало меня на остальных снимках. Остальные мужчины также были убиты. И перед смертью их изощренно пытали.

По щекам горячими дорожками потекли слезы. Мне не было их жаль. Теперь я точно знал, что за мной они никогда не придут. Мне больше нечего было бояться. Астафьев сделал то, с чем не справилось следствие. Нашел виновных и покарал их.

Не знаю, сколько времени прошло. Я сидел и, прижав к груди эти ужасные фотографии, плакал, до тех пор, пока на плечи не легли сухие горячие руки Виктора.

Глава 28. Весна пришла

Иногда мне казалось, что я предаю Лиса. Но в то же время я знал, что уйти от Астафьева уже не смогу. Он дал мне многое, хотя и забрал гораздо большее и ценное — мое право на счастье. Ненависть переплелась с благодарностью, уважение с презрением. Я исполнял его прихоти и мстил ему, требуя от него того же. Говорил то. что он жаждал услышать. Думал совершенно другое. Виктор оказался тем еще извращенцем. Его возбуждало дефилирование на высоких каблуках в одних только черных ажурных чулочках. А мне после такого хотелось запереться в ванной и выть в голос. Унизительно, мерзко, отвратительно. Зато потом уговорил Астафьева поменяться ролями. Одно дело — иметь пацанов, а другое — подставить собственный зад. Он не был к такому готов, долго возмущался, потом колебался, но в итоге согласился. Лис не одобрял. А я каждый раз злорадствовал, оставляя на бледной заднице Астафьева красные следы от хлестких ударов ладонью. Но даже в таком положении я все равно оставался жертвой. Так мы и жили до его очередного приступа.

На пятые сутки врач заведующий отделением разрешил проведать Астафьева. Нина перед этим умудрилась отвезти меня к себе домой, где я смог помыться, поесть и поспать несколько часов. Все равно вид у меня был как у восставшего мертвеца. Но даже так я выглядел гораздо лучше Виктора. Черты лица его заострились, глаза запали, кожа приобрела восковой оттенок. Он дышал тяжело, с присвистом. Даже поворот головы 8 нашу с Ниной сторону дался ему неимоверно тяжело.

Нина быстрым шагом подошла к нему и взяла за руку, склонившись над ним.

— Пригласи священника и нотариуса, — еле ворочая языком, выжимая из себя каждое слово, произнес он.

— Но, Витя...

— Ты сама медик. Третий инфаркт... и последний. — выдохнул он и добавил: — Оставь нас.

Нина кивнула, прижала его руку к губам и, непривычно для нее ссутулясь. вышла.

Все это время я стоял у дверей, прислонившись к стене. Отреагировав на его слабый жест, я медленно приблизился к нему. Мне казалось, что во время приступа он понял, что я не собирался ему помогать.

— Спасибо, что спас. Так я хотя бы успею попрощаться с тобой. Держись Нины. Она тебя не оставит.

Он попытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученной.

Но нет, Астафьев сумел выкарабкаться и через месяц мы забрали его домой. Ходил он еле-еле. опираясь на трость. Подняться по лестнице для него было невыполнимой задачей, поэтому ему оборудовали комнату в гостиной. Сиделка дежурила круглосуточно, но ее присутствие раздражало его до чертиков. Ему нужен был я. Он просил, чтобы я читал ему книги, газеты или просто сидел рядом, а сам следил за мной, не сводя глаз, ловя каждое движение. Через пару недель ему будто стало лучше. Вернулся аппетит,