Читать книгу - "В твоем сердце - Рия Радовская"

Наверное, когда их прежний мир раскололся надвое, вся мистика осталась здесь.

Огромный зал предков не стал казаться меньше, приняв в себя весь совет старейшин, Акиля и Наримана с их советниками, наблюдателей из числа приближенных Асира и городской знати и всех остальных, допущенных на суд. Лин хорошо помнила, что чувствовала, войдя сюда впервые: трепетное благоговение и радость. Тогда ей казалось, что духи предков, которые незримо присутствуют здесь, тоже радуются. И уж точно одобряют свадьбу Хессы с Сардаром.

Сейчас к благоговению добавлялся… не страх, нет, но, пожалуй, почтительный трепет на грани страха. Зал давил, как будто предки гневались на своих потомков — и, если Асир унаследовал их темперамент, то жутко было даже представить степень этого гнева.

Асир, по крайней мере, смог выплеснуть его, иначе как знать, не закончилось бы все банальным побоищем? Хорошо, что она смогла пробиться к владыке и была рядом! Лин отчетливо чувствовала, как наливаются на плечах синяки и саднят укусы, но гораздо сильнее ощущалось глубинное, сытое довольство. Она уже не задумывалась, как называть ту часть себя, которой так нужно было отдаваться Асиру, ощущать его власть и силу. Внутренний зверь, суть анхи — какая разница? Целое не нужно рвать на части. Лин ощущала себя целой, и это довольство легко и естественно сливалось с разумным удовлетворением и радостью — она помогла, оказалась нужной. Поэтому сейчас Асир суров и спокоен, как подобает великому владыке.

Тем временем огромный сумрачный зал, границы которого терялись в полумраке, несмотря на множество светильников, заполнился уже, кажется, до отказа. Старейшины совета, расположившиеся неподалеку от Асира, как и на первом сегодняшнем заседании, почтительно поклонились владыке, заняли свои места, стражники перекрыли входы, в которые до этого момента все стекались и стекались жаждущие увидеть своими глазами финал этого беспрецедентного действа. Лин знала, что и вся площадь перед дворцом заполнена народом, горожане и обитатели предместий, простой народ Имхары тоже хотел хоть так, хоть издали соприкоснуться с тем, что происходило во дворце.

Но давящую, угнетающую атмосферу зала предков, похоже, чувствовали все присутствующие: Лин казалось, что даже гул голосов здесь тише, чем наверху. Будто то ли из страха перед владыкой, то ли из почтения к памяти великих предков каждый старается вести себя сдержаннее и скорее шептать, чем говорить в полный голос.

Всего раз гул голосов усилился, разросся, отдался тревожным эхом от стен, заметался в высоких сводах — когда внутрь ввели Джасима. Он держался все так же: прямо, глядя сверху вниз на всех, кого соизволил замечать. И даже со связанными руками — впрочем, Лин видела, что путы здесь только для вида, уж слишком свободно обхватывала запястья веревка — выглядел не плененным преступником, а главой своей ветви. И Лин отчетливо чувствовала исходящее от него презрение. Даже не ненависть — видимо, ненавидеть презренных «баранов» Джасим считал ниже своего достоинства.

Поднялся Ихтар, кашлянул, проведя рукой по седой бороде, и голоса тут же смолкли, сменились тревожной, жадной тишиной.

— Слушайте, жители Им-Рока, народ Имхары, почтенные горожане, верные подданные, слушайте и запоминайте, дабы рассказать любому, кто спросит!

Теперь, казалось, даже дышать старались тише, как будто боялись упустить хоть слово, хоть звук. А Ихтар говорил торжественно и сурово, не играя интонациями, как во время суда, а роняя каждое слово неторопливо и весомо, словно камень к камню укладывал. Снова он перечислил все уже звучавшие обвинения, длинным списком, теперь добавляя к каждому: «И вина его в том доказана несомненно», — а иногда уточняя: «И усугубляется…» — и перечисляя отягчающие обстоятельства. И наконец, когда стало казаться, что этот ужасающий перечень будет звучать бесконечно, повысил голос:

— Совет полагает Джасима, сына Мусаила, предателем славного рода Данифа и с этих пор постановляет считать его отлученным от рода и имени предков, заслуживающим смерти, поношения и забвения. Но решение принимать тебе, владыка, — он повернулся к Асиру и низко склонился.

Абсолютная тишина, воцарившаяся в зале с последним словом Ихтара, показалась осязаемой и плотной. Все взгляды были прикованы к Асиру, и когда тот медленно поднялся со своего места, необыкновенно величественный и неожиданно далекий сейчас, Лин вдруг поежилась. Асир небрежным жестом откинул полу белого, расшитого золотом верхнего одеяния, и алый камень в навершии его родового кинжала, прячущегося в складках пояса, внезапно вспыхнул так ослепительно, что захотелось зажмуриться. Всего мгновение — Асир опустил ладонь на навершие, и алая вспышка угасла — может, и вовсе показалось? Но, судя по вздоху, пробежавшему по рядам зрителей, нет, не показалось. Лин снова поежилась от россыпи колких мурашек.

Это не было страхом, скорее почтительным опасением перед чем-то великим и необъяснимым. Священный трепет — всплыло в голове слышанное когда-то. Но Лин понятия не имела, как на самом деле должен ощущаться этот «священный трепет». Сейчас она понимала одно, самое главное: ее кродах, ее владыка, принял какое-то важное, возможно, судьбоносное решение, и алый камень его лепестка, его Имхары, откликнулся. Что это значит? И почему вдруг перехватывает горло то ли от страха, то ли от волнения и предчувствия чего-то недоброго, но неизбежного — на эти вопросы она в одиночку все равно не смогла бы найти ответ. И все, что ей оставалось сейчас — ежиться, сжимать кулаки, всеми силами стараясь удержать себя на месте, и неотрывно следить за самым важным и самым нужным человеком в ее нынешней жизни.

Асир сделал несколько шагов к центру зала, обернулся, обведя взглядом всех собравшихся, и остановился на членах совета.

— Благодарю почтенных советников за работу и принимаю их доводы. Я, признанный наследник рода великого Данифа и волею крови, предков и народа законный владыка Имхары, приказываю утвердить отлучение от рода Джасима, сына Мусаила, и впредь считать его безродным преступником, приговоренным к смерти за неисчислимые преступления против своего лепестка и своего народа. Ближайших его родичей, детей, жен, братьев, сестер и их семейства приказываю также лишить всех родовых титулов, а тяжесть их вины и меру искупления рассматривать для каждого в отдельности. Предоставляю великому совету все права на ведение судебных процессов по всем сопутствующим преступлениям. О результатах велю докладывать лично мне в означенную дату каждого месяца. Вину ближайших соратников безродного Джасима, выявленных третьим советником, достойным Фаизом дех Алима Ширах аль Суран, с этого дня приказываю считать доказанной и заслуживающей расплаты смертью. Даты проведения публичных казней оставляю на усмотрение совета. Воля владыки.

Асир нашел взглядом Ихтара, тот поспешно согнулся в поклоне.

— Почтенный Ихтар, доведешь ли ты до конца начатое сегодня и примешь