Читать книгу - "Под кожей - Мария Летова"

Ее взгляд на моем лице — беспокойный.

— Если я буду тянуть слишком долго, ты захочешь развестись? — спрашивает Карина.

В этом вопросе сквозит ирония, но взглядом она пытается вскрыть мне черепную коробку и посмотреть, что там внутри. Пытается понять, как долго я буду терпеть. Идти на уступки.

Я тру ладонями лицо.

— Разве еще не понятно, что я готов уступать всюду? — спрашиваю ее. — Я перестал вести счет своим уступкам. Ты этого еще не поняла?

— Я не знаю, когда ты уступаешь, а когда злишься, — выдает она.

— Я не злюсь, — разъясняю я. — И я бы хотел, чтобы ты надела это кольцо прямо сейчас, но, как поступить, ты можешь решить сама. Только давай договоримся убрать из оборота слово «развод». Я бы хотел решать наши разногласия без употребления этого слова. Даже в шутку. Я не хочу, чтобы оно маячило у меня перед глазами, ни в шутку, ни как-то еще. Оно легко может осесть в мозгах, а я не хочу, чтобы там у меня скапливалось всякое дерьмо.

Карина смотрит на меня исподлобья.

Я уверен, сейчас ее пульс частит.

Она дышит часто, я тоже слегка на взводе.

Я двигаю солонку.

Смотрю на нее, пиная пальцами.

В раздражении и горячем желании похерить это раздражение где-нибудь часов на десять. Но даже в таком накатившем аффекте о разводе я не думаю.

— Давай… так и сделаем…

— Отлично, — отзываюсь я. — Если хочешь ввести свою традицию, я не возражаю.

— Да, — говорит Карина. — Хочу.

Я поднимаю на нее глаза.

Она подходит ко мне с особой решимостью во взгляде. Мне эта ее черта хорошо знакома. Взяв мою руку, прикладывает ее к своему животу. Накрывает сверху ладонями.

Я чувствую мягкую округлость, в остальном живот у нее совершенно плоский.

— Это традиция? — спрашиваю хрипловато.

Сглотнув, она отвечает:

— Да…

Я тяну ее к себе на колени. Усаживаю спиной, возвращая ладонь на ее живот, распластываю на нем пальцы. Второй обнимаю за плечи.

Карина издает тихий вздох. Снова накрывает мою ладонь своей.

В этом контакте любое раздражение сходит на нет. Расслабление включает возбуждение, которое я перестаю контролировать.

Мне нравится эта традиция.

О нашем ребенке я знаю только то, что ему чуть больше месяца. Чаще всего я способен на осознание чего бы то ни было, только увидев это и пощупав, но не в этот раз. В этот раз под кожу с шипением пробирается нечто неизведанное.

Глава 65

Карина

Я отлично помню тот день, когда получила предложение стать женой в первый раз. Это было так давно. Во мне кипел азарт, радость тоже была. И счастье. Это было ярко, чертовски ярко, такое никогда не забыть. Первая любовь, не юношеская или подростковая, а осознанная. С последствиями, с настоящими обязанностями. Жены, матери, хозяйки. Я жаждала этой ответственности, хотела стать женой. Хотела стать взрослой. Ведь Балашов таким и был — взрослым. Он предложил мне то кольцо на нашем первом совместном отдыхе, и это было красиво. Все было так, как должно быть. Красиво, правильно, в раю. Но так же ясно и отчетливо я помню, что мои эмоции и чувства в тот момент, когда я получила то предложение, не шли ни в какое сравнение с теми, которые я испытала две недели назад!

Ни бешеной пляски сердца, ни шума в ушах. Разрывающих противоречивых желаний. Страха, трепета. Бешеного желания сказать «да»! Именно это слово рвалось из меня. Несмотря на здравый смысл, ответственность, десяток стоп-сигналов, я хотела сказать «да». И этот день затмил тот другой во всех своих смыслах. Он, черт возьми, неповторим!

Это прогулка по тонкому льду, по канату, по гребаному минному полю — каждый день искать с Денисом Алиевым компромиссы. Каждый день решать, сдаваться или принимать его точку зрения, и ждать, что из этого выйдет.

Он умеет менять свое мнение. Иногда. Иногда он позволяет этому случиться.

Владеет этим навыком как человек, однажды понявший, что без него в жизни не обойтись. Он делает это невероятно взвешенно, обдуманно и трезво. И я трепещу с головы до ног в те минуты, когда Алиев меняет свое направление, свои цели ради меня…

Это словно предохранитель, который не дает нам разбиться в лепешку, когда мы сталкиваемся… сталкиваемся лбами…

Его метод работает безотказно.

Теперь, когда слово «развод» превратилось в табу, оно как закрытая на десять замков дверь, и каждый раз, когда мы сталкиваемся лбами, выход приходится искать в другом месте!

Это работает.

Это так в его стиле, в стиле Дениса Алиева — выставить бескомпромиссный красный флаг, который невероятным образом вдруг облегчает жизнь, ведь мысли о разводе были для меня не спасательным кругом, а раскаленной сковородой.

Чем больше его в моей жизни, тем сильнее он мне нужен…

Эта сеть опутывает меня, связывает по рукам и ногам. Прорастает зависимостью, потребностью, необходимостью!

Я сжимаю в ладони телефон, глядя в темный потолок, и, когда мобильник начинает вибрировать, я и сама вибрирую следом.

Выбравшись из постели, на цыпочках подхожу к двери в спальню Сабины. Дочь спит, освещенная ночником. Ее дыхание ровное и глубокое, одеяло сбилось. Решаю оставить все как есть, чтобы ее не разбудить, хоть это и маловероятно. На часах почти два ночи.

Бесшумно иду ко входной двери, чувствуя, как внутри запускается магнит, от которого грудь печет.

Я открываю дверь одновременно с тем, как распахиваются двери лифта за углом коридора. Денис будит датчики света, проходя через них. Уже через секунду он подхватывает меня на пороге, бросив на пол дорожную сумку.

Мне приходится встать на носочки.

Я возвращаю поцелуй, которым Алиев меня приветствует. Я в плену его тепла и запаха. Привычный напор его губ кружит голову. Его куртка расстегнута, и моя шелковая пижама электризуется и символично липнет к толстовке Дениса.

Мы двигаемся бесшумно, чтобы не разбудить Саби. Делаем медленный оборот вокруг своей оси, обнявшись.

— На улице дождь? — шепчу я, находя пальцами холодные капли у Дениса в волосах.

— Не знаю… — так же шепотом отзывается он. — Не заметил…

Через сорок минут у него поезд.

Он уезжает в командировку, вернется через несколько дней.

— Проверь паспорт… — улыбаюсь я. — Вдруг ты его забыл…

Он улыбается тоже.

— Со мной такого не бывает, — отвечает Денис.

— А со мной бывало…

— Главное, что он был при тебе пятого февраля.

Мы смотрим друг другу в глаза, и обозначенная им дата — все еще слишком раскаленные цифры, чтобы мы могли прикасаться к