Читать книгу - "Такси! - Анна Дэвис"

Сейчас я везла чернокожего парня в чересчур облегающих джинсах и смехотворных зеркальных очках; ехали мы из ночного клуба в Путни в какой-то бар. Всю дорогу он без умолку трещал по своему мобильнику и жевал резинку. Жевал громко, широко разевая пасть и чавкая. Судя по командирскому тону и по разговорам, работал парень управляющим — то ли в клубе, то ли в баре, то ли и в том и в другом. Один бог ведает почему он упорно называл меня Триной.

— Эй, Трина, а побыстрее можно? У меня стрелка через пятнадцать минут.

— Трина, за десять минуток доскачем? Ни хера ж себе движение.

— Трина, детка, газку можешь поддать?

Зазвонил розовый мобильник. Эми.

— Кэти, это я.

— Привет, золотко. — Я понизила голос до шепота: — Ночью ты была великолепна. Я бы с радостью осталась подольше, но ты сама знаешь…

— Уж я-то знаю. — Она явно кипела. — Ты где, Кэти?

— Почти в Путни. А что?

— Я хочу, чтобы ты приехала.

— Конечно. — Мысль о еще одной подобной ночи воодушевляла. — Поработаю часиков до десяти. Пойдет? Могу что-нибудь вкусное захватить.

— Нет. Я хочу, чтобы ты приехала прямо сейчас. Как можно быстрее. — Голос ее дрожал. Она что, плачет?

— Эми, что случилось?

— Ничего. Просто приезжай. — И повесила трубку.

— Трина, ты меня слышишь? — Пассажир раздраженно стучал по стеклу. На меня вылупились два маленьких зеркала. — Я просил свернуть направо, а ты проскочила.

— Ой, извините, — без малейшего раскаяния произнесла я. — Сейчас развернусь.

— Да ладно. Тормозни прямо здесь.

Я так и сделала. Он расплатился, хрен тебе чаевые.

— Эй, почему вы называете меня Триной? — спросила я, когда парень выбрался из машины.

Двойные зеркальца повернулись и воззрились на меня.

— Это вы о чем, леди?

Эми развела костер в саду за домом; языки пламени взвивались высоко вверх. Она притащила целые кипы картона, развалившиеся плетеные корзины и, кажется, старые стулья, распиленные на части, и отправляла все это в огонь. На ней была красная шелковая пижама — не самое подходящее облачение для возни с костром — и резиновые сапожки. Некоторое время я наблюдала за ней, стараясь держаться подальше от клубов дыма, а потом поинтересовалась:

— К ночи Гая Фокса[13]готовишься?

Моросило, под каплями дождя пламя шипело, и дыма становилось все больше. Эми то и дело оглядывалась на меня. Если бы только ее лицо было лучше видно в темноте.

— Ну как, свозила матушку к врачу? — Голос был высокий, тонкий.

— Да, все в порядке. Пришлось прождать целый час, пока ее посмотрел специалист, — ну ты же знаешь эти больницы.

Эми отвернулась к костру, и я заметила, что плечи ее дрожат. Хотелось подойти, поцеловать ее, но я не решилась. Прошлой ночью вкус ее губ был так сладок — смесь попкорна, песен менестрелей и галантных фраз.

— Эми, что с тобой?

— А ты не понимаешь?

Я могла только предположить, что это как-то связано с Уиллой. Думаю, я правильно повела себя с этой ведьмой… А вдруг она настолько обозлилась, что я ее отшила, и настолько потеряла голову от Эми, что наговорила ей про меня черт знает чего? Способна она на такое?

— Тебе Уилла что-то наплела, да?

Эми ничего не сказала. Только запустила в огонь очередную ножку стула.

Я ощущала жар пламени на своем лице. Вряд ли в Ислингтоне разрешено разводить костры… Я оглянулась на соседние дома — в одном или двух окнах колыхались занавески.

— Эми, что бы Уилла тебе ни сказала — все это неправда. Я не болтала о ее вчерашней выходке, чтобы не ставить ее саму в дурацкое положение. Хотя, похоже, надо было все тебе рассказать. Ладно, пошли в дом.

С этими словами я подошла и положила руку Эми на плечо, но она отстранилась. Теперь, вблизи, я увидела, что разводы на ее лице были от слез, а не от грязи.

— Не обвиняй Уиллу в том, что натворила сама. Она мой друг. — Голос был такой напряженный, что я невольно вспомнила Джонни: как он, пьяный, пытался играть на гитаре и настраивал струну все выше и выше, и вот уже стало видно, как же сильно она натянута, — за считанные мгновения до того, как порвалась.

— Ну и что же я натворила? Эми, Уилла сама делала мне закидоны. Она влюблена в тебя, но получить тебя не может — вот и набросилась на меня.

— Заткнись. — Эми стояла так близко к огню, что я забеспокоилась, как бы не вспыхнула ее пижама. — Я не хочу больше слушать твое вранье, Кэти. С меня хватит.

— Что? — Я смешалась. Неужели Уилла что-то разнюхала? До меня донеслось тоненькое хихиканье и шепоток где-то слева за оградой. Должно быть, соседские дети выбрались из дома, заметив костер, и теперь подслушивали. — Эми, обсудим это в доме.

— Отношения могут складываться только тогда, когда в основе их — откровенность и честность.

Слышать не могу этих нравоучительных интонаций! Теперь уже во мне закипала злость. За оградой снова захихикали.

— Ты говоришь об откровенности и честности после того, как у меня за спиной спуталась с Черил?

Эми напряглась:

— С чего я буду такое делать?

Это уже лучше. Я вынудила ее защищаться. Надо продумать следующий маневр…

— Не знаю, сладенькая. Может, если каждый день трескаешь икру, иногда хочется и дешевенький пирожок пожевать.

— Ты о чем? В жизни не ела дешевеньких пирожков.

Придется разъяснять по буквам.

— Это ме-та-фо-ра, Эми. Я — икра, а Черил — дешевенький пирожок.

Я видела: Эми передернуло. Она отошла в сторону и села за садовый столик Уиллы. Я осторожно двинулась следом, пытаясь изгнать из головы непрошеную картинку — Эми и Черил в позе 69.

— А чего ты хотела? — резко спросила Эми. — Я только и делала, что ждала тебя, Кэти. Упрекаешь меня за то, что мне понадобилось утешение? Видит бог, от тебя я получала только крохи моральной поддержки.

— Речь не о моральной поддержке. Речь о том, что ты свалялась с этой отвратной мразью.

— Катись ты к черту, Кэти, поняла? Катись к черту. — Эми закрыла лицо руками и всхлипнула.

Медленно, тихо я села рядом и обняла ее. Возня и смех за оградой стихли: детям стало скучно, и они ушли. Представление закончилось.

— Это столик, да? Ты сожгла столик.

Эми кивнула и опустила руки. Лицо ее распухло, покрылось пятнами, и все же на нем появилось подобие улыбки: она поняла, что сумела причинить мне боль.